Ты прости, пожалуйста, но мы разыграли и на тебя выпал трудный жребий. Придётся лететь на несколько дней раньше экспедиции в Душанбе и купить билеты на самолёт до Джиргиталя, произнёс Толя извиняющимся голосом и добавил:
Мы пытались дозвониться и заказать по телефону, но сам понимаешь – это Восток, дело тонкое. Кстати – вот твой авизент на рюкзак и журнал “Химия и жизнь” с выкройкой экспедиционного гималайского рюкзака. Успеешь за пару дней сшить?
Мне пришлось прибегнуть к помощи мамы, которая потеряла надежду уговорить меня никуда не ездить, жениться, остепениться и т. д., и начала помогать с шитьём. Рюкзак получился огромный – в журнале была опечатка в цифрах, пришлось делать две вставки, и в результате он получился литров на десять больше. В довершение ко всему она закончила вязать мой свитер, роскошный тёплый свитер в двойную махеровую нитку! В таком свитере ребёнок будет “на высоте” и не замёрзнет!
Прилетев в Душанбе, я сразу решил проблему билетов на Джиргиталь, потолкавшись у кассы с шумными аборигенами.
Оставалось поехать устраиваться на альпинистскую базу в пригороде и ожидать появления всей экспедиции, поглощая дары Ферганы. Какие здесь дыни, арбузы, персики, похожие на маленькие бублики – ароматные, сочные. Таксист помог утрамбовать мой огромный рюкзак в машину и довольно быстро довёз до базы – уютного двухэтажного дома с внутренним двориком. База располагалась в живописном оазисе на вершине холма. Кругом – красивые цветочные клумбы, вековые платаны, дарующие благодатную тень. В общем, маленький рай, красота, тишина.
Через два дня эту тишину нарушила наша многочисленная экспедиционная компания. Чайхана, лагманхана – эти слова в течение двух дней пребывания в Душанбе прочно вошли в наш лексикон.
Наконец, мы заполнили почти весь потрёпанный ЯК и летим в Джиргиталь. По дороге попали в грозовое облако, иногда самолёт изрядно встряхивало. Крыша над головой пилота начала довольно сильно протекать. Но пилот – джигит невозмутимо достал зонтик и, держа его в одной руке, всё же ловко управлял самолётом!
В Джиргитале мы всем табором расположились рядом с взлётной полосой.
Поставили палатки, накрыли экспедиционный груз тентом. Вертолёт должен был появиться через день. Было решено, что часть команды полетит вертолётом с грузом, а вторая отправится на поляну Сулоева через перевал Сугран. Я, не раздумывая, причислил себя ко второй команде – хотелось посмотреть на памирские красоты, к тому же это должно дать хорошую акклиматизацию.
Мне и Серёже выпало составить калькуляцию и закупить продукты на всю команду. Впереди ещё полтора дня и мы решили часть времени посвятить книжному магазинчику. До Москвы далеко, аксакалы и джигиты больше уважают чайхану и неспешные мудрые беседы с пиалой в руке, поэтому московские власти не слишком контролируют содержимое книжного магазина в Джиргитале. По этой причине здесь можно найти книги, которые в Москве не купить. Вот, например, “Родник жемчужин” Душанбинского издания. В этот сборник кроме Рудаки, Фирдоуси, Хайама, Низами, Руми, Саади, Хафиза, Джами вошли ещё семнадцать имён, о которых мы и не слышали! В XVIII веке немецкий востоковед фон Хаммер назвал семь персидских великих поэтов, канонизированных авторитетом Гёте. Сам Гёте так писал: “Персы из всех своих поэтов за пять столетий признали достойными семерых, – а ведь среди прочих, забракованных ими, многие будут сильнее меня”. Любой перевод любой поэзии передаёт только лишь смысловую составляющую и даёт представление о поэтическом даре переводчика. Между тем персидско-таджикская поэзия представляется в нескольких измерениях, в таких, как поэтическая строка, каллиграфия, миниатюра. Знаток этой классики О. Акимушкин пишет: “Каллиграфия относится к наиболее высоким искусствам. Выдающиеся мастера каллиграфии, творившие в разные времена, окружались не меньшим, если не большим почётом, чем мастера кисти и слова”. Мне пришла в голову мысль: если нельзя в полной мере передать на другом языке эту поэзию, но ведь можно в этом же стиле, в той же полноте форм создавать поэзию на родном языке. Как-нибудь надо попробовать!
Мы с Серёжей купили ещё несколько книг. Среди них редкую книгу Паустовского “Потерянные романы” с отрывками неопубликованных романов и несколькими малоизвестными рассказами. Я зачитал Серёже отрывки понравившегося мне удивительно трогательного рассказа “Корзина с еловыми шишками”, в котором рассказывается о том, как маленькая девочка Дагни, дочь лесника, повстречала в лесу доброго седовласого человека. Он помог ей нести корзину с шишками и при расставании пообещал сделать ей подарок на день рождения, когда ей исполнится восемнадцать лет... В этот день она впервые в жизни пошла на симфонический концерт и вдруг услышала: “Сейчас будет исполнена знаменитая музыкальная пьеса Эдварда Грига, посвященная дочери лесника Хагерупа Педерсена Дагни по случаю того, что ей исполнилось восемнадцать лет… Мелодия росла, поднималась, бушевала, как ветер, неслась по вершинам деревьев, срывала листья, качала траву, била в лицо прохладными брызгами. Дагни почувствовала порыв воздуха, исходивший от музыки… Так, значит, это был он! Тот седой человек, что помог ей донести до дому корзину с еловыми шишками. Это был Эдвард Григ, волшебник и великий музыкант!...
Дагни вышла к морю. Оно лежало в глубоком сне, без единого всплеска. Дагни сжала руки и застонала от не ясного ещё ей самой, но охватившего всё её существо чувства красоты этого мира.
– Слушай, жизнь, – тихо сказала Дагни, – я люблю тебя”.
Серёжа зачитал мне несколько любопытных отрывков из предисловия к книге, написанного самим Константином Георгиевичем:
“Жизнь книг и даже небольших рассказов бывает подчас не только удивительной, но просто фантастической…” Далее Паустовский пишет о приключениях его рассказа “Соранг”, в котором описывалась трагическая судьба антарктической экспедиции капитана Скотта: “…Я знал, что … Скотт взял с собою русского матроса Василия Седых для того, чтобы управляться с ездовыми собаками…Рассказ был написан от имени Василия Седых”. Я прервал Сережино чтение:
– Ты знаешь, здесь Паустовский допустил неточность. Капитан Скотт действительно пользовался помощью русских каюров, но их было двое – Омельченко, а вторую фамилию я не помню, но точно – это не Седых. Они были во вспомогательной группе, вышедшей навстречу Скотту и его друзьям, которые прошли три тысячи миль! Им не хватило всего двадцати миль, чтобы встретиться.
Серёжа после небольшой паузы сказал:
– Возможно, ты прав, но судьба рассказа в отличие от судьбы экспедиции не драматична, а скорее комична. Слушай, что пишет Паустовский: “Редактору рассказ понравился, но, воспользовавшись моим отъездом из Москвы, он приписал…”невинную фразу” о том, что Василий Седых, вернувшись… на родину, поступил на работу в Таганрогский порт…Прошло два года…Редактор таганрогской газеты прочёл рассказ и бросился в порт, но никакого Василия Седых не нашёл…Тогда он написал в таганрогскую милицию…Милиция взялась за дело быстро и рьяно. Вскоре редактор получил из милиции официальный ответ… В нём буквально сообщалось следующее: “В ответ на ваш запрос сообщаем, что нами были задержаны два Василия Седых, но они оба, будучи тщательно допрошены, категорически отрицают своё участие в английской белогвардейской экспедиции капитана Скотта на Кубань”…Это были, должно быть, единственные люди в мире, которые проклинали со всей силой южного темперамента капитана Скотта и его чёртову экспедицию”.
Мы с Серёжей вышли из книжного магазина со стопками упакованных книг, которым предстоял перелёт на поляну Сулоева. Нас же ожидал перевал Сугран.
Кажется мы с Серёжей не единственные библолюбы – книгофилы. В последствии на сайте “пик Корженевской” нашёл рассказ Миши Овчинникова о восхождении на пик, в котором есть такие строки: “Книга Джека Лондона, что купил в Душанбе, идёт по рукам”.
В планы нашей экспедиции входили два семитысячника – пик Корженевской и пик Коммунизма, заявленные нами на первенство Москвы в высотно-техническом классе. Мы ещё не знаем, что впереди бурные споры о том, по какому маршруту идти на Корженеву – по Западной стене или по “золотому” питерской команды Маркелова, сделавших первопрохождение. В пользу второго варианта нас склонит неожиданная консультация самого Маркелова в МАЛ`е, расположившемся на леднике Москвина, куда мы зайдём повидать Славу Ракитского, который пользовался там славой местного “акына”. Не знаем мы также и того, что этот маршрут принесёт нашей команде второе место и что после Корженевы при восхождении на пик Сулоева в лавине погибнут двое – Мальцев и Власов и что на этом наша экспедиция прервётся.
Продуктовый магазин должен был скоро закрываться. Мы быстро, “на глазок” закупили необходимые продукты и отправились распределять их по рюкзакам.
К перевалу вышли рано утром. Как приятно идти по утренней, освежающей прохладе. Такое ощущение, что ноги сами переносят тебя в пространстве – времени. Спустя несколько часов впереди показался небольшой, убогий кишлак. Как все-таки бедно здесь живут люди. Видно любым правителям во все времена судьба народа глубоко безразлична. Удивительно, что простой человек не утрачивает при этом своей доброжелательности, дружелюбия и гостеприимства.
Когда мы вышли из кишлака, за нами увязался пёс огромных размеров и весьма добродушного вида. По виду он был никак не меньше сенбернара. Мы пытались намекнуть ему, что нам не по пути, но пёс, по-видимому, имел своё мнение на этот счёт и мы согласились взять его в нашу компанию.
Кажется, Гриша первым назвал собаку Суграном и пёс, похоже, не возражал. На привале, получая свою порцию, он смотрел на нас благодарными глазами. За ужином я рассказал как на Кавказе в ущелье Ирик– чат с нами “подружился” пёс. Он не отставал от нас даже тогда, когда мы вышли на восхождение. Владимир Алексеевич Отопков одел ему страховочный пояс, и пёс успешно одолел весь маршрут в связке с ним.
Мы вышли в зону альпийских лугов. Здесь все травы, цветы, растения крупнее кавказских. Возможно, отчасти причина в большом количестве туристов, которые просто не позволяют растениям вырасти большими. На поляне Сулоева золотой корень – маленькое, скромное растение. Здесь же перед перевалом – это мощное, крупное растение с большими, сильными корнями.
Вечером, за ужином обнаружился дефицит продуктов. Видимо, мы с Серёжей где-то просчитались, и на оставшиеся два дня нам пришлось дневной рацион урезать до минимума. Всё-таки духовная пища не должна приходить в противоречие с пищей материальной. Книги – это, конечно, хорошо, но кушать тоже хочется, особенно, когда целый день проводишь под рюкзаком.
Впоследствии мы прочтём в газете о том, что здесь, под перевалом Сугран поселилась некая религиозная секта, которая истязала плоть членов секты голодовками и постоянными молитвами.
Ночью перед перевалом, вблизи снегов уже довольно холодно. Мы впустили Суграна ночевать в палатку. Легли головами вглубь палатки, он же расположился у нас в ногах, уютно свернувшись клубком.
Утром, слегка подтолкнув его ногой, я сказал Суграну:
– Дружище, кончай ночевать, нас ждут великие дела! – он нехотя покинул тёплую палатку, прищурив глаза, окинул поэтическим взором окружающую его фантастическую красоту, затем, вытянув вперёд лапы и пригнув к земле голову, напряг всё своё сильное тело. Должно быть, это особая поза его особой собачьей йоговской гимнастики.
Красоту раннего памирского утра трудно передать словами. Утреннее солнце вносит в палитру красок какую – то особую мягкую чистоту и свежесть. Если сравнивать с красками Кавказа, то такое впечатление, что красоты Кавказа написаны сочными масляными красками, а памирские скорее акварелью и даже пастелью. Мазок на памирских пейзажах шире, мощнее и монотоннее, но мягче. Здесь своя, особая красота.
К полудню мы достигли снеговой линии, которая выше кавказской, наверное, на полтора километра. Сказывается сухой климат.
Сугран мужественно переносил все тяготы перехода. По снегу он двигался довольно уверенно. По всему видно было, что пёс не в первый раз идёт по этому маршруту, поэтому он знал, на что идёт. Как говорится “пёс его знает”, однако не мог он знать того, что мы с Серёжей любим книжки читать и значительно хуже умеем считать киллограммо – человеко – дни. Но надо отдать ему должное – он не жаловался, не скулил и вёл себя, как мужик. Временами, устав, пёс ложился на снег отдохнуть. Однажды снег под ним подтаял, и он лихо съехал вниз метров на сто, затем невозмутимо и упорно начал набирать высоту. Когда он поравнялся со мной, я отдал ему половину своей дневной пайки – печенье и кусочек сахару. Все-таки, какой у него по-человечески благодарный взгляд!
Когда мы достигли вершины перевала, связались по рации с поляной Сулоева и попросили завтра выйти нам навстречу.
С перевала спустились в уютный зелёный оазис с травкой и даже с какими-то деревцами. Из остатков (точнее из останков) продуктов приготовили обед и расположились отдыхать. Сугран, получив свою порцию и в одно мгновение, проглотив её, улёгся на солнышке и задремал, полный каких-то своих, собачьих дум. Должно быть, его мозги будоражила одна дума: “И зачем я увязался за этими придурками – у нас в кишлаке и то лучше кормят!”
Как же здесь хорошо! Только что, несколько часов назад мы шли по зимнему снегу, а здесь весна, травка, ручейки, цветочки! Шурик Горюн, словно угадав мои мысли, включил магнитофон. Над ущельем зазвучала мелодия “Времён года” Вивальди. Природа и музыка – гениальное сочетание!
Нам оставался один только переход до ледника Москвина, а там нас встретят друзья с кормёжкой. Топать вниз по тропе намного легче. Ноги сами передвигаются, а рюкзак вместо того, чтобы тянуть назад, толкает тебя вперёд. Сугран весело бежал по тропе, виляя хвостом. Кажется, он догадывается, что впереди у нас приятная встреча с друзьями и что у этих друзей рюкзак доверху набит колбасой, а может быть даже котлетами!
Наконец, снизу донеслись какие-то крики – видимо нас уже заметили. Долгожданная встреча состоялась – рукопожатия, объятия. Наташа Малашенко, наша эскулапочка, показывая на Суграна, сказала:
– У вас, кажется, пополнение команды? – она присела перед Суграном на корточки, почесала за ухом и дала кусочек колбасы. Пёс посмотрел на неё благодарным взглядом и вильнул хвостом. Все парни обступили Наташу и Суграна и расхваливали его мужественное поведение на перевале. Наташа выслушала с улыбкой их хвалебные оды в честь Суграна, а потом спросила:
– Мужики, а вы вообще-то кобеля от сучки отличить можете? Сугран – дама, можете мне поверить.
Наташе надо верить – она классный хирург военного госпиталя.
Такой неожиданный поворот вызвал дружный смех. Смеялись все, каждый норовил потрепать его по загривку и сказать дружеские слова:
– Ай да Сугран, ай да… как там у Пушкина? –
– Нет, Сугран, подлый пёс, мы от тебя этого не ожидали. Нехорошо так подло обманывать друзей, которые делились с тобой последней пайкой.
– И ведь как ловко прикидывался мужиком!
Сугран улыбнулся и показал всем язык.
Когда мы пришли на поляну Сулоева, Сугран ушёл от нас к испанцам. Должно быть, всё-таки обиделся на наши шутки. Впрочем, не исключено, что ему просто понравилась обильная испанская кухня.
© Геннадий Арутюнянц
