Михаил Овчинников. Из записных книжек альпиниста. Часть 5. Памир, Бивачный, пик Коммунизма.

Итак, новая записная книжка: 1978 год.

Памир, Бивачный, пик Коммунизма.

Экспедиция с альпинистами США.

          04.07.78. Уехал из дома в 7.30. Все спали. В Москве оставил вещи и съездил в Бронницы к маме, сестре, племяннику. Вечером взял билет у Шатаева и выехал в аэропорт. Летим вчетвером: Анатолий Бычков, шеф-повар ресторана "Берлин" Адольф Иванович Титюник, повар нашей экспедиции, Лев Павличенко и я.

          05.07.78. Прилетели в Душанбе. Жара азиатская. Устроились в гостинице "Спорт" под трибунами стадиона. Радостная встреча с друзьями из "Джайлыка" Лёшей Давыдовым, Генами - Поляковым и Яковлевым, Карабашем. Среди них пара новых для меня незнакомых ребят. Одного из них, Форостяна, назвали восходящей звездой. Хацкевич занят делами. Все направляются на Юго-Западный Памир для участия в первых очных соревнованиях по альпинизму. Коротко поговорили с ними и расстались. Начались дела. Мне достались бараны: в республиканской конторе "Таджикмясомолторг" надо получить наряд на приобретение 150 кг. Живого веса баранины. Как выяснилось, контора эта ворочает десятками миллионов рублей и снабжает продуктами весь Таджикистан. Часа через 2 подписал свою бумажку. Пока ждал, поговорил с русской женщиной, приехавшей сюда из Москвы вместе с мужем 7 лет назад за наследством и оставшейся, наверное, навсегда. Жить нравится; питание лучше, чем в Москве. Жалуется лишь на пыль да на ветер афганец летом. Солнце светит тускло и жара. Зато с октября по май - хорошо, ясно и свежо. Вечером в "Спорте" Бычков сообщил, что он договорился о номерах в гостинице "Таджикистан". Переехали и заняли номера люкс. Алмазов начал индивидуальничать: остался в "Спорте" мотивируя это близостью стадиона и удобством тренировок.

          06.07.78. Живем в двухместных комнатах с душем. Солнцезащитные козырьки сохраняют прохладу до полудня. Вообще, непривычно жить в таком комфорте. С моим нарядом надо ехать в отделение совхоза "Ленинский" и уже там брать очередную бумажку (указание на расходование фондов). Чтобы по ней получить баранов в Джигиртале. Вчера договорились с утра дать мне "Волгу" для поездки в совхоз, но Бычков укатил на ней в спорткомитет. Ждать не стал и поехал на автобусе, это около 50 минут езды. К двум часам получил все бумажки и вернулся обратно.

          Вечером у гостиницы русские девчонки поют частушки рядом с женихом и невестой «я в Россию не поеду, за таджика выйду...»

          07.07.78. Поручено наполнить газом три больших баллона для будущей экспедиционной кухни. Если делать по закону, то возникает проблема: сначала надо получить удостоверение, а для этого предварительно сдать экзамен специальной комиссии, заседающей раз в неделю. Славе Лаврухину удалось договориться с заместителем начальника обменного пункта газовых баллонов, о том, что в порядке исключения нам заполнят баллоны по письму (Слава - местный и знает здешние порядки лучше всех остальных). Напечатали такую бумагу:

          «Начальнику Октябрьского районного отделения горгаза г. Душанбе тов. Рахимову К.Р. Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров Таджикской ССР просит Вас обеспечить газом совместную Американо-Советскую экспедицию в отдаленные горные районы Памира. Ответственным за эксплуатацию газового хозяйства экспедиции является мастер спорта СССР т. Овчинников М.Ф.».

          Бумага на бланке таджикского спорткомитета с размашистой закорючкой вместо подписи понравилась строгой заведующей пункта и все три баллона нам за 9 руб. наполнили до отказа. Но к баллонам у нас нет редукторов их нет и в магазинах. Опять обаятельному Славе удалось договориться: на сей раз с зав. складом и без письма. Нам продали два редуктора, прокладки и соединительный шланг чуть-чуть подороже, чем стоило бы это в магазине.

          После завершения газового дела с удовольствием посидели в чайхане напротив гостиницы: в современном корпусе стоят традиционные лежаки с коврами, есть и одна новинка: прямо на лежаке-топчане установлены маленькие столики. Для приезжих стало удобнее, а таджики ими не пользуются. Пара чайников зеленого хорошо заваренного чая прогнало жажду до конца. Следующее мое дело - обеспечить экспедицию бензином. Байбара, Павличенко и Адольф занимаются покупкой хозинвентаря, и одна машина занята ими. На другой машине Бычков и Душарин поехали с письмом в воинскую часть доставать две большие шатровые палатки. Купить бензин у шоферов на рынке не удалось, т.к. во первых, им самим не хватает, а во вторых, у них у всех бензин этилированный, а нам для примусов годится только чистый. Отдал водителю нашей "Волги" 10 рублей, он обещал купить бензин на АЗС. Ефимов и Макаускас вместе с Татьяной паковали на складе спортивное снаряжение; Алмазов купил билеты в Джиргиталь на послезавтра. Поздно вечером шофер привез 50 литров бензина, которого нам хватит на месяц для всех примусов на выходах. Вечером же на аэродром встречать американцев уехали Бычков и Ефимов. Заранее для встречи заказали ужин в ресторане при гостинице, но позвонил Бычков и сказал, что самолет задерживается на несколько часов. Пришлось поужинатьодним, а то что положено американцам отнесли в комнату Бычкову.

          Ночью прилетели пятеро; один почему-то задержался в Москве (позднее выяснилось, что он прилетел в СССР без визы); у одного из прилетевших в Шереметьеве потерялся сундук со снаряжением.

          08.07.78. С утра - совместный, отнюдь не шикарный, завтрак в ресторане: яичница, творог, хлеб с маслом, чай, всего на 1 рубль. В холле начали знакомиться (почему-то наше руководство решило обойтись без обычной церемонии взаимного представления). Первым подошел Карлос Бухлер, молодой, немного нескладный парень с длинными волосами. Пытается говорить по русски (с малым успехом); говорит, что изучал русский язык по интенсивней методике в течение недели по шесть часов в день. Краткие, но внушительные сведения прислал в Федерацию альпинизма СССР Алекс Бертулис, один из участников поездки 76-го года, и Бычков накануне дал нам почитать этот лист бумаги. Вот что там было написано:

          1.Чак Крогер, руководитель, 35 лет. Лесоруб. Имеет многолетний опыт восхождений в Йосемитах; прошел несколько маршрутов на Эль-Капитан, причем один из них - первопрохождение (в 1970г). Руководил восхождением на Мак-Кинли (по гребню первовосходителей). Совершил много восхождений в Канаде, Мексике, США.

          Чак Крогер: медлителен, со спокойной милой улыбкой, чуть выше среднего роста, лицо заросло бородой, никак не реальный руководитель, голубые глаза с морщинками вокруг

          2.Рик Сильвестр, заместитель, 35 лет. Каскадер. Прошел несколько маршрутов на Эль-Капитан, одно первопрохождение. Дважды поднимался на Мак-Кинли; один спуск совершил на лыжах. Много серьезных восхождений в Альпах совершил вместе с известными альпинистами. В одиночку поднялся на Пти-Дрю, с севера. Трижды прыгал на лыжах с парашютом с Эль-Капитана (это километровая стена) для съёмок голливудских фильмов. Принимал участие в экспедициях на Черро-Торре (Патагония) и на Асгор (Баффинова Земля). Личное впечатление: невысокий, быстрый, мускулистый и жилистый, волосы в мелких кудряшках, как у молодого барашка. Соотечественники говорят, что он силен умом и телом.

          3.Стив Хэкет, геолог, 32 года. Один из лучших американских альпинистов высотников. Покорил много вершин на Аляске (зимой и летом), участвовал в разведке на Аннапурне и Дхаулагири в Гималаях. Совершил много технически сложных восхождений в горах Колорадо и Вайоминга.

          4. Карлос Бухлер, студент, 23 года. Имеет на своем счету много трудных зимних и летних восхождений в США, Канаде, Перу, Уганде, (гора Рувензори), Кении и в Альпах. Считается одним из лучших альпинистов - универсалов США.

          5. Бен Рид, инженер, 25 лет. Совершил много сложных восхождений в США, прошел несколько маршрутов на Эль-Капитане. В Альпах лазил зимой и летом. В одиночку впервые прошел восточное ребро г. Блэтьер в Альпах.

          6. Рейли Мосс, 28 лет. Имеет много серьезных летних и зимних восхождений в горах США и Канады. Знает русский язык.

          Его характеристика обращает на себя внимание краткостью. Именно Рейли Мосс потерял в аэропорту свой сундук со снаряжением (и в горах как будто совсем не горел желанием совершать восхождения).

          Бен Рид сейчас сидит в Москве и ждёт, что с ним будет дальше. Стив Хэкет похож на русского мужика: плотный, широкий и грузный, слегка курносый. Охотно (в отличие от Рейли Мосса) рассказывает о себе. Год назад у них с приятелем по их вине сорвалось восхождение на Форакер (Аляска). С грузом по 40 кг они по тяжелому снегу за день поднялись на 700 метров по вертикали, и его напарник почти потерял сознание из-за столь сильной нагрузки заболел горной болезнью в тяжелой форме. Пришлось спуститься вниз.

          Понемногу поговорил со всеми. Вечером пробежался по стадиону: сначала километра полтора, потом после разминки еще 4 километра. Несмотря на жару приятно. Хоть и в боку закололо, но общее состояние неплохое. Ужинали в ресторане вместе. Потом вкусил перед долгим перерывом благ цивилизации: душа, горячей и холодной воды.

          Татьяна Алмазова немного огорчила своим рассказом: днём Валерий, её муж пытался наладить отношения с Макаускасом и говорил ему, что я много и хорошо отзывался о нём по летней поездке 76-го года. Дайнюс резко оборвал его: а о своем срыве я рассказывал?

          09.07.78. Воскресенье. Наш рейс в 8ч.15 мин. Вылетели на двух АН-2. У контроля Стив угощал всех арбузом. Час полета - и мы в Джиргитале. Масса воспоминаний об экспедиции 74 года. Стоит Карагатэ со снежком у вершины, а моя записка там наверное уже сгнила без хорошей упаковки.

          Машина с грузом отправленная накануне с сопровождающими Титюнником, Павличенко и Душариным уже ждала рядом с посадочной полосой. Стоит и МИ-8. Правда пилот прикинулся, что про нас ему ничего неизвестно, и поэтому Бычков обматерил Алмазова (а тому это не понравилось) за то, что тот якобы не выполнил своих вертолетных дел: на руках не оказалось письма, разрешающего вылет. Однако, пока мы ездили за свежим хлебом в пекарню, все оказалось улаженным и началась погрузка: сняли заднюю дверцу, навесили грузовую сетку, поставили недалеко от центра тяжести вертолета наши ящики и баулы. Однако жаль; по словам Бычкова денег на баранов не хватило и летим без свежего мяса на будущее. Вся моя работа по оформлению документов сказалась напрасной.

          Первым рейсом вылетели 9 человек. До Алтын-Мазара (там расположена метеостанция в красивом зеленом урочище) летели минут 40. Оттуда пятеро с половиной груза полетело на Бивачный, а оставшаяся четверка, в том числе и я, полетим через час -другой. Пока ждали угощались чаем в большой палатке Эльчибекова. Его экспедиция заявила на первенство СССР восточную стену пика Коммунизма и будет базироваться на Бивачном. За чаем один из ребят в ответ на мой вопрос с ними ли Рая Билялетдинова, (угощавшая нас чаем с пирогами в 74 году под пиком Корженевской) ответил, что она погибла год назад при спуске с Ягноба в лавине вместе с тремя парнями. Тяжёлое молчание. Эльчибеков постарел, лицо еще более погрубело и стало еще более привлекательным.

          МИ-8 вернулся через 40 минут. За пять минут мы втащили внутрь его брюха все оставшееся снаряжение и через 20 минут, пролетев над гигантским устьем ледника Федченко, воссоединились с передовой пятеркой. Сразу выяснилось, что до места, где предполагалось разместить базовый лагерь ещё 1, 5 километра. Неясно, почему не сели сразу на место. Всем обществом бодро решили начать таскать грузы. Самый активный - Дайнюс Макаускас. В своем станке от рюкзака он отнес по очереди два баллона с газом, весом не менее 60-70кг, а всего сделал 4 ходки. Я прошел 3 рейса, каждый раз перенося около 50 кг. В 16 прилетели все остальные и американцы сразу же включились в работу Чак встретился мне с рюкзаком и кулем поверх - пыхтит, но тащит даже с какой-то удалью. Атмосфера всеобщего энтузиазма показалась мне подозрительной. Высотная эйфория может наделать беды с человеческим организмом. Попытался поговорить с Бычковым, чтобы организованно умерить общий пыл, но бесполезно. Ясно, что это таскание тяжестей может выйти кому-то «боком».

          Вечером быстро разбили палатки: и большие военные, и высотные, и памирки. Мне Бычков выделил персональную высотную, но пришел Слава Лаврухин и предложил себя в качестве соседа - вместе гораздо приятнее. Перед ужином пошел дождь, и еду закончили в большой палатке-кухне. В 22 - спать по своим апартаментам. Сон после такой нагрузки плохой, беспокоит желудок, внутри постоянное бурчание. Впервые в экспедиционной практике за 1 день из Душанбе перебрались в базовый лагерь у края ледника. Это, конечно, хорошо: время сэкономили. Но и плохо, т.к. набрали за один день 3 километра по высоте, да ещё с такой нагрузкой. Так и сломаться недолго.

          10.07.78. Голова тяжелая, нос заложен, глаза надутые и слегка гноятся. Но дождь ночью кончился, сияет солнце, блестит роса на тощей травке и после умывания голове полегчало. Вижу - ребята уже таскают снизу оставшиеся грузы. Опять этот ненужный энтузиазм вперемежку с "выпендрёжем". Поговорил на сей раз с Ефимовым. Тот сказал, что таскать с утра начал Чак Крогер, а нам отставать не к лицу. Спросил у Чака, выдержит ли его команда такие большие и ненужные нагрузки. Тот ответил:

          «У каждого есть голова на плечах, чтобы думать». И о нагрузке тоже: «Ну что ж, посмотрим».

          До завтрака перетащили все. Я успел принести лишь около 40 кг - одна ходка. Позвоночник, нывший с утра, как будто перестал болеть. После завтрака начал делать холодильник для скоропортящихся продуктов, пещерку. Если натаскать туда льда, то в течение недели, пока лед будет таять, сохранится нулевая температура. Копать тяжело, т.к. больше камней, чем земли. Остальные заняты хозяйственными делами: ставят вторую шатровую палатку, устанавливают и подключают вторую газовую плиту, устраивают склад, сооружают стол и т.д. На помощь мне пришел Виталий Медведев, наш переводчик, потыкался, потыкался с полчаса и скрылся. Он, уладив все дела с визой Бэна Рида, вовремя прилетел вчера в Джиргиталь вместе со своим легкомысленным подопечным, чтобы успеть на вертолёт. До обеда выкопать свою пещеру я не успел, а сразу после обеда, без отдыха все пошли по склону наверх для акклиматизации.

          Часа за 2 поднялись метров на 800, т.е. где-то до уровня 4700м. Шёл и говорил с Бэном Ридом, тем кто из-за визы опоздал в Душанбе. Он объяснил эту историю своим голотяпством, но сказал, что был уверен в хорошем конце. И он и Чак идут в туфлях, быстро и легко. Карлос отстал и повернул обратно. На гребне дует сильный ветер, холодно, но расстилается красивый пейзаж, видны многие маршруты на пик Коммунизма, и я рассказал Бэну о них. Он считает, что пик отсюда смотрится не слишком внушительно, хочет посмотреть на южную стену, о которой много слышал. Много фотографируем. Вниз я быстро сглиссировал по снегу: в триконях и без рюкзака это одно удовольствие. Внизу голова разболелась сильнее. А у американцев ещё хуже: Рейли жалуется на боль в голове; у Стива болят и голова и желудок; Рик просто отлеживается.

          Немножко конфликтнул с начальством: я начал подниматься по снегу кулуара во время акклиматизационного выхода, и Сергей Ефимов крикнул, чтобы я повернул обратно, т.к. дескать, Дайнюс сказал, что там где я иду опасно из-за льда под снегом. Я не согласился с Сергеем, пошел по своему и конечно, выиграл, (а со мной и Бэн, шедший по пятам) - шел по хорошему снегу, а остальные корячились по крутой моренной осыпи. Спускались уже все там, где я поднимался.

          Толе Бычкову стукнуло сегодня 40 лет. Адольф изготовил торт из привезённых с собой бисквитов. Выпили по 30 граммов посольской водки и плотно поели на ночь. Из-за этого у всех, по-моему, побаливал живот. Говорили за ужином о животных. Американцев удивило, что под Москвой живут кабаны, лоси, зайцы, белки. У них, по словам Стива, работающего на Аляске, даже в его отдалённом штате, диких животных почти не осталось. Он, кстати, сообщил, что женился две недели назад и договорился с женой в сентябре в Дели встретиться, куда поедет, чтобы участвовать в разведке Дхаулагири. Заодно сообщил, что разводы в Штатах составляют 50% от числа браков, и максимум приходится на трехлетний срок.

          11.07.78. Поражает ледник. По сравнению с ним и Фортамбек и ледник Москвина просто зеркало. Такого разорванного (если учесть что его ложе имеет очень малый уклон) как Бивачный, видеть мне не приходилось. Утром пытался спуститься на лед и на протяжении километра нашел только одно место, где можно это можно сделать безопасно. Почти везде морена вспорота отвесным пяти-семиметровым барьером. Внизу в ложбине между льдом, вздыбившим морену и основным телом ледника лежит лишь около метра ровной грязи с лужицами. Сразу дальше начинаются сераки, грязные, черные; слышится непрерывный шёпот падающих, скользящих камней и подвижек льда.

          К завтраку двое американцев не поднялись: Стив и Рейли. Карлос жалуется на повышенную температуру, но все-таки ест. До часу дня мы с Лаврухиным занимались холодильником: он теперь копал, а я клал стенку из камней. Душарин, Павличенко, Макаускас и Ефимов притащили в рюкзаках льда и устлали пол. По просьбе Адольфа поставили там помидоры, баклажаны, яблоки, перец, огурцы а сверху добавили колбасы, окорока и т.д. Получилось неплохо: на улице жара выше 25°С, а внутри холод. С удовольствием поели заслуженный обед из четырех блюд (расстарались Адольф с Татьяной).

          Двойка наших гостей из команды Эльчибекова, Слобцов и Калинин, прилетевших вчера на вертолете и высадившихся у нас (вертолетчики отказались садиться у Эльчибекова), знатоки Бивачного, бывшие здесь уже не раз, пытались после завтрака пробраться к своим. Их лагерь разбит на противоположной стороне ледника и парой километров выше (ближе к пику Ахмади Дониша, бывшему пику Ворошилова). Но они не пробились. По их словам вернуться заставила широкая трещина, тянувшаяся вдоль середины ледника на несколько километров. После обеда вышли снова, попытались пройти в другом месте и опять вернулись. Завтра планируют попытку перейти ледник по т.н. «ригелю», небольшому отрогу, разделяющему ледник на два потока, соединяющихся ниже "ригеля" вместе. Лагерь Эльчибекова расположен как раз напротив конца "ригеля", где ледник сливается в единую широченную вздыбленную реку.

          У Стива - пневмония. Наш врач, Вадим Зайцев, доктор наук из Москвы, настаивает на немедленной эвакуации больного в Джиргиталь. Надо вызывать вертолёт. Наше начальство велит мне быть сопровождающим Стива. Логики никакой. Руководствуются только рассказом Макаускаса о том, что в 76-м я вез Варбуртона после срыва в больницу. Но там неясен был диагноз, надо было переводить ответы Майкла. Здесь - с заболеванием и лечением все ясно. Сопровождать может любой из нас, независимо от знания языка. А я больше пользы принесу здесь, работая с остальными.

          Время после обеда полностью потеряно. Все лежат, спят, отдыхают. Эйфория кончилась, началось похмелье. А надо было сходить на ледник, самим пощупать лед и просмотреть дорогу, которой нам предстоит идти к пику Коммунизма. Доктор вводит Стиву пенициллин.

          12.07.78. Калинин и Слобцов ушли рано утром, чтобы попытаться добраться до своих через "ригель". Стив ночью кашлял и сейчас совсем плох. Зайцев поочередно колет его пенициллином, стрептомицином, апициллином. Бычков пытался вызвать санитарный вертолет через Эльчибекова, имеющего постоянную связь с Ташкентом, но у того испортилась рация и связь не получилась. В 9 утра Байбара и Макаускас побежали на метеостанцию ледника Федченко (это около 35 км от нашего лагеря), чтобы с помощью метеорологов (у них устойчивая постоянная связь с Душанбе) вызвать вертолет. С утра я зашел к Стиву узнать о его самочувствии, подбодрить и оказался свидетелем беседы его с Чаком. Крогер вполне определенно заявил, что сопровождать Стива и Карлоса будет Медведев. Это меня обрадовало: слово американцев - это закон для нашего руководства; Бычкову и Ефимову не остается ничего другого, как послать Виталия (хотя раньше в беседе со мной они категорически отвергали такой вариант).

          После завтрака Толя Бычков объявил, что в 11 часов все оставшиеся в лагере пойдут на ледник пробовать ледовое снаряжение. Неожиданно, в 10:50, Ефимов предложил мне и Алмазову разведать проход к Эльчибекову через ледник, т.е. сделать то, что не смогли Калинин и Слобцов. Я не мог сдержать радости, хочется в бой. Разведка дороги через хаос льда и камня - вообще мое любимое дело.

          В 11 мы вышли. Спустились на лед по просмотренному и отработанному мной спуску. Пришлось сразу надеть кошки, долезли несколько рискованным путем: под хилыми сераками по узкому ледовому гребню с провалами в обе стороны. Дальше пошла катавасия. Хитросплетения ледовых холмов, трещин, сераков, обходов ледниковых озер и каменных завалов, но чем дальше к середине ледника, тем проще. Метров через 500 от нашей береговой морены ледник стал полностью заваленным каменными обломками. Мы все время ждали, когда же появится пресловутая продольная трещина не пустившая эльчибековцев к своим, но так и не дождались, а подошли к полосе мощных поперечных трещин ближе к противоположному краю ледника. Обрадовались, т.к. казалось, что пройти между этими трещинами не составит сложностей, но не тут-то, было. Смело полезли по гребням ледяных валов, но все поперечные гребни оказались разбитыми на отдельные глыбы глубокими продольными провалами. Их лабиринт, опасный сам по себе, оказался непроходимым. Мы разделились и начали искать проход по одному, раздельно. Перелезая через серак, я неосторожно спрыгнул на казавшуюся очень прочной ледяную глыбу, которая развалилась под ногами и провалилась в трещину. Я удержался, извернувшись, но боковая резкая нагрузка на позвоночник оставила резкую боль. Эта боль сразу отрезвила меня: кончились прыжки, акробатика. Я крикнул Алмазову, мы вернулись из лабиринта и после короткого обсуждения решили идти вверх по леднику по центральной поверхностной морене с ложбиной (По строению Бивачного этот центральный участок должен быть самым ровным). Справа от нас остался лабиринт поперечных трещин, а слева - полоса чистых белых островерхих сераков, высотой метров 10, классических красавцев, сияющих на солнце, контрастирующих с грязными соседями.

          Пару километров мы шли по ложбине, уперлись в широкие поперечные трещины, и нам стало ясно, что пора поворачивать к берегу направо, т.к. там поперечные трещины кончились. Оправдались все наши рассуждения и расчеты. Без кошек мы спокойно выбрались к морене и поднялись выше по руслу высохшего ручья, мимо склада сена (запаса пищи: для семи баранов) к вертолетной площадке. Оттуда связались с нашей базой по рации. Бычков сообщил, что Слобцов и Калинин снова вернулись не найдя пути через "ригель". У Эльчибекова все спали; встретил дежурный Саша Путинцев, напоил отличным компотом, соорудил яичницу с помидорами. Вадим Эльчибеков рассказал, что у них продуктов 4 тонны. После эвакуации экспедиции остается килограммов 500-1000. Сухарей у них более 200 кг и могут дать сколько угодно. Бараны устроены в каменном загоне; есть баня. Рядом перегородили ручей и соорудили озерцо; правда, вода грязноватая. Но травы у них нет, только серые, желтые, коричневые камни и песок, ветрено. У нас намного живописнее и удобнее. В 17:10 вышли обратно. Поясница здорово болит и время от времени охаю от боли. Без приключений дошли до места, где надо поворачивать к нашему берегу. Дальше стали смотреть поставленные нами туры из камней, нашли парочку, а остальные потеряли. Пришлось идти по новому пути. Снова лазали вверх-вниз, но добрались благополучно. Перед спуском к морене пришлось прыгнуть на сомнительную ледяную глыбу: потом снизу посмотрели и удивились, почему она не свалилась вместе с нами. Стоит ледяной гриб на двух тощих ножках. В лагерь пришли в 20:20, как раз к ужину. Дали консультацию всем интересующимся (особенно хотели знать нашу дорогу Калинин и Слобцов).

          13.07.78. Ночь - отвратительная. При малейшей попытке повернуться ощущаю сильную боль в спине и сразу просыпаюсь. Слышен кашель Стива и Карлоса. Утром едва выполз из палатки и с трудом мог сидеть на корточках при утреннем умывании. Стив вышел завтракать к общему столу. Ест колбасу, яйца, чай. Но вид у него бледный; температура держится на уровне 38-39°С. Рейли отлеживается в палатке; несколько раз его тошнило. Доктор матерится: Чак дал Рейли раствор кодеина, что снимает кашель, но вызывает рвоту. Другие пациенты предпочитают лечиться сами, не доверяя врачу. Пьют свои патентованные таблетки, оставляя нетронутыми лекарства Зайцева. Только Бэн и Чак чувствуют себя великолепно.

          В 10:30 прилетел вертолет санитарной авиации. Врач и сестра, таджики, и носа не высунули наружу. Погрузили Стива; Карлос и Рейли поднялись по ступенькам сами. Пока ждали, беседовал с Карлосом об альпинизме. Он согласен, что это - жестокий спорт, но в нашем мире как и во все времена везде просматривается жестокость. О вере вообще и вере в себя. Карлос католик, и обе веры для него неотделимы друг от друга. Для него странно, как это можно быть атеистом и не верить во всевышнего. А как он представляет себе всевышнего? Его не надо себе представлять. Верит ли он, что был Христос? Безусловно. Христос и всевышний это одно и тоже? Карлос задумался и не ответил. Вместе с Чаком довели Стива до вертолета, одели потеплее, усадили, сердечно попрощались и обнялись. Все улетающие уверенны, что через неделю они вернутся. Вертолет улетел и нас осталось совсем мало, 14 человек.

          Группа из двоих наших (Ефимов, Лаврухин) троих оставшихся американцев готовится после обеда выйти на тренировочное восхождение. На мой взгляд, гора под 6000 метров сейчас высоковата для акклиматизационного выхода, но указывать начальству я не стал. Возможно наши американские коллеги и не дойдут до вершины. Завтра и мы, остальные должны выйти туда же, но другим, более легким путем. Как называется эта вершина? Хорошей карты у нас нет и точного ответа никто не знает. То ли пик «Революционеров» то ли пик «40 лет Октябрьской революции».

          После обеда, к 16:00 вернулись Байбара и Макаускас. Оба устали, но вида не подают. Перед выходом пятерки Адольф Титюник устроил в честь дня рождения Лаврухина очередную демонстрацию своего поварского искусства: подал на десерт запеченные в тесте яблоки (цельные) в сахаре. Вкусно, но мало. Лев и Ваня Душарин ходили по нашему берегу на разведку ближе к верховьям ледника с целью посмотреть подходы к маршруту Евгения Тамма на пик Коммунизма. Вернулись со словами: «глухо, как в танке, ледник практически непроходим». Вечером готовились к завтрашнему выходу, набирали продукты, бензин, снаряжение. Павличенко назначен руководителем. Выходим вшестером; в лагере остается поварская группа и двойка, пришедшая с метеостанции.

          14.07.78. Поднялись в 6, после хорошего завтрака в 8:00 вышли. Доктор, Вадим Зайцев, сразу начал отставать, и на расположенный по ходу подъёма на гребень пупырь, мы вылезли в 11 и более часа ждали его. На гребне, связывающим основной маршрут с пупырем, он совсем остановился и до высоты 4900 м его рюкзак по очереди несли Душарин и я. На отличных площадках"4900", куда мы добрались лишь к 15-ти часам нас поджидали трое американцев. Один из них, Бэн, с кровавым пятном на виске, рассказал, что вчера в самом начале подъёма его стукнуло по голове случайно упавшим камнем. Говорит, что чувствует себя неплохо, только побаливает нижняя челюсть. Рик лежит пластом со страдальческим лицом: болит голова, живот. Только Чак в хорошей форме, бодр, свеж и приготовил для нас чай. Решили здесь заночевать, т.к. доктор не может идти дальше: добрался до нас и упал, около снежной полосы (где прохладнее). Лежал часа полтора, потом отдохнул и оживился. В хозяйственной деятельности он участия не принимал, зато много разговаривал с Риком об искусстве. Вадим три месяца стажировался в Англии, смотрел там много фильмов и теперь убеждает Рика, что "Иисус Христос - суперзвезда" - это шедевр современного киноискусства. Рик в знак согласия меланхолично покачивает головой и руками потирает живот, прихлебывая крепкий сладкий чай (мне, кажется, удалось убедить его, что кроме пользы от чёрного густого чая не будет ничего, и для головы и для живота). Бычков связался по рации с двойкой Ефимов - Лаврухин, поднимающихся на пик 5970 с другой стороны, диаметрально противоположно нашему пути. У них всё в порядке, если не считать ухода американцев.

          15.07.78. Спалось плохо, хотя голова практически не болела. Вадим, занимающий середину палатки, постоянно вскрикивал, ворочался и наваливался на меня. Алмазов бухал своим привычным табачным кашлем. В 5 все поднялись и попив чайку, вскипяченного Душариным и одев кошки, двинулись вверх. Надел свой самодельный маленький рюкзак из "болоньи", в нём пуховка, крючья немного еды, запасная одежда - сидит исключительно удобно и греет спину. Связки: я - Алмазов, Павличенко - Душарин, Бычков, Крогер - Рид. Зайцев и Сильвестр должны часов в 10 уйти вниз в базовый лагерь.

          Сначала поднимаемся по простому снежному прекрасно. Много склону; кошки держат кальгаспоров, обеспечивающих надёжную одновременную страховку. Американцы за мной не пошли: Бэн выбрал неверное начало, пошел без кошек по смёрзшейся осыпи и теперь отстал метров на триста. Часа за три мы набрали метров 500 высоты и начали слева обходить предвершину по льду. Подошли к первому, сравнительно сложному месту, двум гладким ледовым желобкам, крутизной около 50° и шириной метров по 5. Сверху постоянно сыплются камешки разной величины. У меня сомнения: стоит ли пересекать эти желобки, может быть лучше лезть вверх по скалам на предвершину? Но Чак уже сделал хорошую страховку за выступ, явно предлагая мне двигаться, а не размышлять. Начала подходить наша тройка. Поэтому оставив сомнения, я быстро (как мне показалось) пересёк желобки и ушел из опасной зоны дальше. По моим перилам быстро подошёл Бэн со своей верёвкой, но к моему изумлению, не доходя до меня метра три, отстегнулся и бросил свой конец веревки вниз, оказавшись совершенно без страховки.

          «Что же ты делаешь, дорогой Бен? 0дин удар камня и ты будешь далеко внизу», - это я ему.

          «Да ты прав. Я даже без каски» - он мне в ответ. Дал ему кусок репшнура, который он использовал как страховку, пристегнувшись к моему ледовому крюку. С красной веревкой переправился Алмазов; мы оставили её как перильную, а сами с нашей белой пошли дальше. Вылезли, увы, не к перемычке между основной и главной вершиной, а на гнилое, рассыпающееся ребро из разваливающихся камней. Пока обсуждали куда лезть дальше, пришли все. Оба американца снова развязались и без долгих разговоров полезли вверх по ребру над нами. (Потом на бивуаке Бэн извинялся за то, что создал опасность для нас. Но он не уронил ни одного камня, от наших веревок летело гораздо больше). На перемычку поднялись с разницей метров 10 по вертикали; они пониже, мы повыше. Минут сорок отдыхали и перекусывали.

          Я обнаружил, что потерял левую шерстяную рукавицу, которую снял при работе с веревкой на льду; она выпала из неглубокого брючного кармана (плохо то, что раньше, когда мы шли по кальгаспорам, рукавица уже выпадала из кармана: я поднял её и сунул в тот же карман. Это называется разгильдяйством).

          После отдыха все двинулись к вершине поднимавшейся выше метров на300. Оба американца проигнорировали правый осыпной склон и начали по одиночке подниматься по левому крутому снежно-ледовому скату гребня. Мы пошли по осыпи и через два часа оказались на гребне в 50-ти метрах ниже вершины. Чуть раньше с другой стороны на это место вылезли Чак и Бэн. В 14:00 Алмазов и я поднялись на вершину. Через 5 мин. подошли американцы. Лев и Ваня остались ниже подождать уставшего Бычкова.

          Панорама сверху потрясающая: на востоке поражают извивы гигантского ледника Федченко; километрах в 50-ти видны пики Революции, 26-ти Комиссаров, Фиккера; видно множество незнакомых вершин, грандиозных нехоженых стен. С запада более внушительным предстал пик Коммунизма

          Полюбовались мы пейзажем и взаимно пожаловались на головную боль: голова, в самом деле, разламывается. Чак и Бен из-за этого поспешили вниз. На восточном гребне видны идущие сюда Лаврухин и Ефимов. Они вышли на вершину часом позже нас и остались для лучшей акклиматизации на ночь на перемычке. Высота горы по альтиметру оказалась всего 5750 м (к нашему разочарованию), но она может быть занижена из-за высокого атмосферного давления, характерного для антициклона. Вслед за американцами ушли вниз и мы с Алмазовым: нам хотелось попробовать обойти предвершину с южного склона, избежав этим неприятного ледового северного. Об этом же попросил и Лев.Правда, он попросил только посмотреть, но отнюдь не обходить. Мы же, уверенные в возможности обхода, без размышлений двинулись вниз на юг по широкому осыпному кулуару, а затем попробовали траверсировать склон, чтобы выйти в конце концов к нашему бивуаку. Но это оказалось невозможным: один за другим путь преграждали скальные гребни. Простой путь вел только далеко вниз, не давая обойти предвершину. Время шло очень быстро, во рту пересохло. Через два часа мы подошли к очередному гребню и взобравшись на него увидели колоссальную стену длиной несколько сот метров, перегородившую весь склон. Приуныли и совсем было решили сваливаться до самого ледника, чтобы идти в базовый лагерь. Посидели минут пять, почесали затылки и все-таки надумали сделать последнюю попытку обхода. По осыпи вдоль стены поднялись метров 200 к едва видимому перевальчику, с которого, к нашему облегчению увидели снежный склон западной стороны горы, пересекли его и вылезли на гребень откуда увидели наш бивуак на высоте 4900 м.

          Пришли туда в 18:00. Лев очень нервничал, не зная куда мы делись, но ругаться не стал, все обошлось спокойно. Конечно, мы сделали глупость с этим обходом. Американцам понравилась наша гречневая каша с тушенкой. Кушали её и не торопясь разговаривали. Бэн, оказывается, не инженер. Называет себя лесорубом и занимается рубкой деревьев, угрожающих своим падением жилью, домам. Создал компанию из 4-х человек и стал её главой. Обычный его заработок - 120 долларов в день, двум рабочим платит по 10 долларов в день (как видно эксплуатирует), но сам делает самую опасную работу. Чак по профессии геофизик, но последние два года работал плотником, т.к. на этой работе он сам себе хозяин и полегче с отпуском. Все расходы на поездку сюда они оплатили полностью и к тому же каждый из них внес по 800 долларов в фонд американского альпийского клуба, для оплаты пребывания нашей шестёрки в Штатах в будущем 79-м году. Общее число членов клуба около 1300. На поездку в СССР было подано с полсотни заявлений и они удивлены, почему выбрали именно их.

          Спрашивали о наших профессиях, удивлялись возможности получения дополнительного отпуска, оплате всех расходов по экспедиции. Да, дескать есть разница между капитализмом и социализмом. Но им, в капитализме, пока не плохо. Бэн после экспедиции едет по транссибирской магистрали в Японию (хочет совершить кругосветное путешествие и, кстати, посмотреть Байкал, о котором много слышал).

          Спалось опять плохо, пересохла глотка, нос заложен, прослушиваются хрипы в бронхах. Проблема со здоровьем: то спина болит, то бронхи хрипят, то ещё что-то.

          16.07.78. Воскресенье. Поднялись в 7:00. Бычков вскипятил чай. Попили и в 8:00тронулись в путь к базовому лагерю. В 10 подошли. По дороге встретили Константина Клецко. В 69-м он был начальников учебной части "Джайлыка" и выпускал мою группу на пик Щуровского - наше первое совместное восхождение с Мальцевым. Тепло поздоровались, поговорили, Костя постарел внешне, но внутренне не изменился.

          В лагере - скука. Особых дел нет. Планы не обсуждаются, царит некоторая неопределенность.

          После обеда часок поспал, а после сна разболелась голова, озноб. Едва смог дотянуть до ужина, почти не принимая участия в разборе прошедшего восхождения, и сразу улегся спать. Ночью спал как убитый и утром от недомогания не осталось и следов.

          17.07.78. После завтрака начали готовить с Алмазовым продукты для вертолетной заброски на площадку "4600" в верховьях Бивачного. На этой площадке располагалась экспедиция Абалакова в 33-м. Оттуда же и мы, наверное, пойдем на пик Коммунизма по пути первовосходителя. Быть может вертолет появится сегодня, а может через несколько дней. Опять неопределенность.

          Взял у Бэна почитать книгу Азимова, популяризированную науку и, когда понес отдавать её, получил неожиданное приглашение Чака идти вместе с ними на пик Орджоникидзе (трое их + я). Я согласился в принципе, но сказал, что предпочел бы идти в связке со своими напарником Алмазовым. «Конечно, выбирай кого угодно» - это сказал Чак мне. Пошли вместе с ним к Ефимову и объявили, что завтра выходим пятеркой на восточный нехоженый гребень пика Орджоникидзе. Его согласие было сразу дано.

          Нахлынула куча забот: снаряжение, продукты, бензин, тактика, а вместе с заботами пришла, как в молодости, радость ожидания новой горы, напряженной работы, приключения; вновь пришло ощущение полной жизни.

          Начали с пищи. После долгих переговоров с Чаком пришли к соглашению: завтрак и ужин у нас будет общий, ленч - отдельный. Соответственно, продукты на ленч каждая связка набирает какие хочет, а на общую еду берём манку, сгущенку, изюм, их сублимированную яичницу с беконом, пакеты сублимированных бефстроганов с лапшей и грибами, куриный суп. (Бефстроганов попробовали сегодня же и оказалось очень вкусно: чувствуются настоящие грибы, сметана. Способ приготовления очень прост: пакет с содержимым заливается кипятком и через 5 минут можно есть). Мы с Алмазовым, конечно, берем как н.з. тушёнку, курицу, рыбу. Поговорили о палатках: они берут свою двухместную мы - серебрянку. Ефимов пытался уговорить взять высотную - но я против, остальные поддержали меня. Согласовали количество верёвок, крючьев, примусов, бензина. В общем, достигли соглашения по всем обсуждавшимся вопросам к обоюдному удовольствию.

          «Как самочувствие Рика?»

          «Он обрел свою нормальную форму и спокойно выдержит восхождение. Сейчас только ест и спит» - ответил Чак. Аптечку они берут свою, мы - свою. Вертолет не прилетел.

          18.07.78. В 8 позавтракали и до 10 не спеша собирались. В 10 начали спуск с морены на ледник. Костя Клецко усевшись на камешек внимательно наблюдал за нами, запоминал проход и подтрунивал над Алмазовым, пошедшим "своим" путём и запоровшимся.

          Чак при спуске с одного из сераков навернулся спиной о лёд, но все обошлось благополучно. Мы не заблудились и без блужданий и разногласий за три часа дошли до лагеря Эльчибекова. Там - только двое: Вадим и Гера Чуканов. Они сразу же начали нас кормить, выставили на стол шпроты, мясо, помидоры, яичницу, вскипятили чай. Потом Вадим притащил бутылку коньяка, и все выпили по 50 грамм за горы. Через час сверху с площадки "4600" пришла двойка Гоша Петров - Анатолий Лябин. Ещё выпили в память о 18 июля 1960 года на«Победе» и слегка расслабились. Чак подарил Вадиму значок Американского Альпийского Клуба; в ответ получил наш юбилейный спасательный значок «40 лет спасательной службе». Такие же значки Петров подарил остальным из нас, а Чак пообещал и им принести в следующий раз значки А.А.К. (сейчас с собой нет). В общем - атмосфера всеобщего мира и дружбы.

          После коньяка американцам захотелось вздремнуть и их отправили в отдельную палатку. (Только на полчасика, а потом надоидти дальше) - говорили они между собой), а нас с Алмазовым стали соблазнять, чтобы мы уговорили всех остаться ночевать. «3арежем барашка для гостей» - и гости дрогнули.

          «Не будет ли невежливым, если мысейчас уйдем?» - спросил Чак после сна.

          «Нисколько. Вадим вполне понимает вас. Пошли».

          «А может быть рациональнее выйти завтрапораньше, а нетащиться в эту жару?».

          «И это верно. Ты главный среди своих, ты и решай».

          «Я не решаю, у нас демократия». Единогласно решили остаться ночевать. Вадим и Чуканов к шести освежевали барана, сварили вкуснейший суп. За едой снова заговорили о профессиях.

          Эльчибеков - гидрогеолог, крупный администратор. Рик, оказывается, совсем не каскадер, а социолог, окончил в свое время университет, но на жизнь зарабатывает чтением лекций со слайдами, преподаванием в горнолыжных школах и на курсах по скалолазанию. С Эль-Капитана в первый раз прыгнул просто так, для собственного удовольствия. Потом получил 3000 за второй прыжок на съемках фильма о Джеймсе Бонде, организовал ещё несколько трюков для кино. Мечтает снять собственный фильм, комедию о горнолыжниках, современный вариант «Серенады Солнечной долины» и продать его за хорошую цену богатому продюсеру. Уже начал снимать, но предстоит долгая работа.

          К 19 подошла наша четверка: Ефимов, Лаврухин, Павличенко, Душарин. Собираются подняться на пик Орджоникидзе по классическому маршруту (то ли 3А, то ли 3Б). Стали для них жарить картошку и много говорили о всякой всячине.

          19.07.78. Проснулся в 5:40, разбудил американцев. Зажарили себе яичницу попили чаю и в 7:10 не торопясь двинулись в путь. Гена Чуканов показал выход на леднике и вторично пересечь правую его ветвь к "ригелю", под склонами которого проходит тропа, оказалось нетрудно. К 10 подошли по тропе до места напротив которого через ледник начинается наше ребро на пик Орджоникидзе. Если идти по тропе дальше к площадке "4600", пересечь там маркированный уже ледник, а потом возвращаться по морене противоположного берега к началу маршрута, на это уйдет часов 5. Напротив нас ледник вздыблен в хаосе белых и черных сераков и трещин. Тем не менее, посовещавшись, решили пересечь ледник именно здесь, чтобы не тратить ни времени, ни своих физических ресурсов на долгий обход. Мы с Алмазовым оставили за большим камнем рядом с тропой нашу заброску, которую должны были донести до "4600": килограммов пять продуктов. На тропе положили Ефимову записку с просьбой не ругаться и самим донести груз до места назначения.

          На леднике с высокой морены спустились сначала Чак и Бэн, потом мы с Алмазовым (когда Чак уже шуровал метрах в ста от берега), потом Рик, делавший записи в дневнике. Передовая двойка уперлась в белую полосу высоких сераков и там застряла. Мы чуть ниже по течению нашли часть прохода, но тоже запоролись. Потом Рик продвинулся немного вперед выйдя от нашего конечного пункта. И так по очереди сменяя друг друга мы вылезли, наконец, на срединную морену. В этом месте Алмазов стал настойчиво предлагать вернуться и пересекать ледник выше (ему показалось что дальше здесь нам никак не пройти), но общими усилиями его уговорили довести дело с проходом ледника именно здесь до конца. В результате, часа за два с половиной мы выбрались на осыпь у подножия восточного ребра пика Орджоникидзе.

          Устроили среди моренных глыб ленч, раздельно, по американски. Мы, метрах в 40 выше их, вскипятили чай и с большим удовольствием поели ветчины с луком и хлебом. Они вкушали сублиматы.

          Минут через 40, когда мы собирались позвать наших друзей подниматься выше и глянули вниз, то увидели, что американцы занимаются веселым занятием: пытаются свалить вниз огромный, тонны на 2, камень. Чак и Бэн то по очереди упирались в камень, то, опять же поочередно, бросали в этот камень моренными обломками весом килограммов по 20. Рик, пытаясь внести свою лепту, издалека бросался камешками граммов по 200.

          «Вместе, давайте вместе» - заорал я им, и мы направились было к ним на помощь. Но, сообразив, что вместе действительно лучше, они свалили камень, и он с огромным шумом рухнул вниз, долетев до ледника.

          Перед выходом через час (т.е. около 15ти), мы устроили совещание как идти: гребень развален, пересечен в множестве башнями; с гребня спускаются осыпные и закрытые стенками кулуары; вариантов подъема очень много. Наметили на гребне точку общего сбора и двинулись так, как каждому захотелось. Бэн тотчас же вылез на скалы потруднее и полез не стесняясь сбрасывать под себя мешавшие ему камни. Алмазов пошел понизу далеко вперед, пытаясь найти осыпной кулуар, который сразу вывел бы его к месту сбора высоко на гребне. За мной по среднему варианту подъема пошли Чак и Рик. Чак скоро откололся и только Рик в своей пиратской красной шапочке - колпаке неотступно держался метрах в 5-ти сзади меня.

          По дороге на леднике я сказал, что он своим видом и фамилией ассоциируется у меня с пиратом коком Сильвером из "Острова сокровищ". Он читал Стивенсона и охотно подхватил тему:

          «Но Сильвер был одноногий».

          «Ладно, выше пояса ты Сильвер, а ниже пояса – Сильвестр». Он расхохотался.

          Вообще, Рик оказался самым начитанным из всех иностранцев, с кем мне приходилось встречаться. В лучшем случае типичным ответом на вопрос кого из русских писателей вы читали, был: Толстой, Достоевский, Солженицын. Мы с Риком как-то вечером заговорили о Пушкине. Вмешался Бэн –

          «Я знаю Пушкина. Читал».

          «Что же именно ты читал?».

          «Я читал, что он знаменит большим количеством любовниц. У него их было штук 113 или 115. Этим он и прославился».

          «А его стихи или прозу ты читал?».

          «Нет, не пришлось».

          Рик объяснил, что в Штатах читают очень мало. Большинство предпочитают другие виды отдыха: муви, тиви, нейче (пикники на природе). Сам он очень любит читать. Знает Гоголя, Лермонтова, Пушкина. На восхождение взял с собой "Рудин" Тургенева. Любимая книга - "Воскресенье" Толстого. В восторг его привели рассказы Айтматова (я специально привез с собой изданные у нас на английском эти рассказы и "Тихий Дон").

          «Это я буду долго читать и перечитывать. Айтматов большой писатель» - говорил он мне на следующее утро.

          «Долго читал?».

          «До двух ночи».

          Так не торопясь мы и поднимались. Рик, видно, не оправился от своей слабости, и лицо его казалось измученным. Часам к шести в сотне метров над собой я увидел Бэна. Он кричал, что находится на гребне, нашел удобное место для ночевки. Когда собрались все пятеро, он уже выложил неплохие площадки для палаток. Поужинали "бефстроганов" с грибами и чаем с бутербродами. Бэн и Чак легли спать в своей двухместной палатке из гортекса (полотно, которое по уверениям фирмы, пропускает пар и задерживает жидкость), а к нам присоединился Рик; мы его положили в середину. У него отличный спальник: сверху водоотталкивающая ткань, внутри - хлопковая ткань; наполнитель - натуральный гагачий пух.

          20.07.78. Вылез в 6:30. Погода - изумительная, все вокруг сияет. Зажег оба примуса: их керосиновый и наш бензиновый "Шмель". К 7:30 приготовил манную кашу на сгущенке с изюмом, все с аппетитом поели. Вышли в 8:45. Чак и Бэн сразу же унеслись вперед без веревки, каждый лезет в одиночку. Мне же, как только мы прошли метров 100, захотелось связаться: есть куда падать и очень далеко, и есть из-за чего падать, разрушенные скалы могут в любой момент подвести. Связались вдвоем, подцепился третьим Рик. Скоро уперлись в башню, и я не смог вылезть на нее с рюкзаком. Снял, залез, вытянул к себе свой рюкзак, принял Рика, тот - Алмазова. Дальше - проще и Рик отвязался. Мы поговорили и тоже пошли раздельно; веревка замедляет движение, а сильно отставать от Чака и Бэна не хочется.

          Метров через 200 встала новая башня. Мне показалось, что пройти её в лоб будет просто и я полез, а Алмазов пошел искать обход. Наверху у меня оказался сомнительный участок и я не стал рисковать спустился и пошел следом за Валерием. Пройдя по осыпи метров 50 увидел пугающую картину: разделенные расстоянием в несколько десятков метров Валерий и Рик лезли каждый своим маршрутом, оба под скальными карнизами и на грани срыва. Рик через несколько минут отказался от своих попыток, слез пониже и сидя стал смотреть на Алмазова: напряженное дыхание того заглушало шум ветра и дальние звуки горных потоков. Выдержать такое зрелище я не мог, помочь тоже, пошел дальше и через 10 минут нашел путь вверх, легкий и безопасный. Крикнув Рику, чтобы он шел сюда, я быстро поднялся на башню и оказался выше и впереди Валерия. Он все-таки преодолел свой карниз и медленно, отдыхая двинулся за нами следом. Так до часа дня мы развлекались, то идя по простой осыпи, то залезая на сравнительно трудные башни. Ещё один раз воспользовались верёвкой.

          Психологически идти в одиночку здесь было не трудно, т.е. в случае срыва падение завершилось бы на недалекой осыпи, достаточно пологой, чтобы задержаться там. Другое дело, когда в конце дня я был вынужден лезть в одиночку по скалам средней трудности, состоящим из отдельных камней, и когда срыв привел к двухкилометровому полёту по снегу. Сначала (вернее, первые сто метров рёбра перещупывали бы крутые скалы, торчащие из снега), а потом по ледопаду, обрывающемуся на ледник. Мы лезли по острому гребню, поднимающемуся круто вверх. Не раз у меня замирало сердце, когда камень или плита, которые я пытался нагружать, начинали двигаться на меня. Один раз пришлось с большим усилием плавно опустить плиту на старое место, чтобы не обрушить этот снаряд на головы идущих следом Валерия и Рика. Чувство нереальности, дурного сна, ночного кошмара пронизывало весь этот подъём. Только разбавляя эти ощущения нарочитой замедленностью движений спокойствием и постоянным мысленным напряжением удавалось заставить забыть себя, что движешься без страховки, без верёвки.

          Рик не выдержал первый, попросил веревку, и дальше метров 150 до снега мы шли одной с ним связкой. Он попросил, наверное, не потому, что привык к веревке больше, чем Чак и Бэн, а просто потому, что был не в форме. Те лезли спокойно - они всю жизнь лазили так у себя в Штатах.

          С часу до двух у нас был ленч. Мы вскипятили себе чай, они запивали пищу водой из своих water-bottles с витаминами и стимулирующими таблетками.

          На ночевку остановились выйдя по скалам на верхнюю, снежную часть пика. Алмазов снова заставил поволноваться (я помимо прочего обязан волноваться как руководитель восхождения, так записано в нашем журнале выходов). Пока мы с Риком поднимались в связке по скалам, он ушел в одиночку на стену слева. Очень плохо смотрелось его индивидуальное лазание. Я выматерился вслух, а Рик по-английски поддержал меня:

          «Очень глупо лезть по самому опасному из имеющихся путей». Но все кончилось благополучно. Вылезли и часа полтора вырубали площадки для палаток. Опять поспорил с Валерием: он против того, чтобы выложить ледяное ложе каменными плитками, хотя черепицы кругом полно. Пришлось поработать одному, и минут за 15 каменная изоляция была готова (у нас мало теплоизолирующих вещей внутри палатки).

          На ужин американцы сделали свой сублимированный гуляш из множества овощей с говядиной - вполне вкусно. Одного пакета весом250 гр. хвата­ет на ужин для двоих. Наша обязанность - чай и бутерброды.

          Вновь отдыхали с Риком в разговорах о литературе, о жизни. Из современных американских писателей ему нравится Курт Воннегут. Неодобрительно отозвался о Гарольде Роббинсе - коммерческий писатель (я читал пару книг Роббинса, полу-порнографических, полу-жестоких, полу-деловых с оттенком психологичности). Артур Хейли - неглубок, по его мнению. В университете он изучал шведскую литературу. По его словам в Штатах сейчас упадок в гуманитарных науках. Очень часто хороший инженер практически неграмотен. Учителя не пользуются уважением; в школах нередко драки учителей и учеников.

          21.07.78. Утром Бэн ухитрился разжигая свою керосиновую плиту (так они называют примус), опрокинуть нашу кастрюлю с натопленной водой, улетевшую на ледник. Хотя полет кастрюли мы видели и слышали, Бэн спустился метров на 50, почти до скал ребра и вернулся с крышкой от неё. Пригодится. На завтрак американцы сделали яичницу с беконом. Не понравилось, т.к. вкус специфически синтетический, и мы с Алмазовым развели пару банок тушёнки водой до уровня пюре, подогрели и все с аппетитом поели, выбросив остатки яичницы. У Рика, несмотря на головную боль, хороший аппетит.

          В 8:30 пошли по снежно-ледовому склону вверх. В кошках, стянутые ремнями ноги сразу стали стынуть. Через пару часов на высоте 6000 м остановились перекусить. Хочется пить, но фляжек с водой у нас нет, американцы своих запасов не предлагают, примус кочегарить – долго, приходится терпеть. Рик сделал несколько снимков Чака и Бэна для рекламы каких-то укрепляющих пилюль. По вкусу гораздо неприятнее нашего декамевита, но действует быстрее и дольше. Некоторое увеличение бодрости, продержавшееся весь день, ощутил через час. А может быть эффект чисто психологический.

          Ещё спустя два часа подошли к последним предвершинным скалам. Чак и Бэн быстро пролезли в одиночку, спустив мимо несколько камней. Посмотрев на весьма крутой лед под нами, я достал верёвку и попросил Алмазова пристегнуться. Рик пошел на скользящем репшнуре. На последних двадцати метрах скал Валерий неожиданно, не говоря ни слова, отвязался и бросил свой конец. Рик удивленно посмотрел на нервного и усталого Валерия и тоже снял свой репшнур. Мне ничего не оставалось, как смотать веревку (не очень приятная процедура на крутых и разваленных скалах). Обошли первую двойку; отдыхавшую на удобном месте, вышли на острый снежный гребень и сразу связались основной веревкой с Риком. Валерий ведет себя непонятно: то пристегнётся карабином к середине, то отстегнётся.

          «Ты, что нервничаешь?».

          «Сам не знаю. Надоело».

          «Успокойся. Скоро вершина. И гребень стал шире».

          Дальше ситуация слегка осложнилась, т.к. нас накрыло густым облаком, видимость - метров 50. Все предлагают свои решения: Бэн хочет лезть вверх на мощный гребень с карнизами, Рик - идти вниз, Чак - траверсировать склон. Его предложение показалось мне самым разумным: мы должны где-то пересечь следы нескольких эльчибековских групп, совершающих восхождение по обычному маршруту. По их следам мы и поднимемся на вершину. А лезть сейчас в тумане на карнизы - безумие. Незачем и вниз уходить не побывав на вершине, кроме того - под нами ледопад. Я быстро ушел вперед, потеряв остальных в тумане и минут через 20 наткнулся на свежую цепочку следов, ведущих к вершине, и россыпь следов спуска. Через несколько минут я оказался на вершине, а ещё несколько погодя поодиночке подошли все остальные. Сфотографировались, посидели и пошли вниз.

          Рик отстает, сначала слегка, потом сильнее и сильнее. Бэн бежит впереди, я - рядом, пытаясь придержать его. Ждем, остановившись, Рика сначала полчаса, потом ещё больше.

          «Бэн, нет ли у американских восходителей правила разгружать слабейшего?»

          «Такого правила нет, а идея хорошая».

          Пока ждали поговорили. По его словам, альпинизм в США гораздо более индивидуален, чем у нас, и это имеет свои плюсы и минусы.

          «Но жаль, что у нас нет такого чувства дружбы, взаимопомощи даже между давними партнерами, как у вас».

          Рика разгрузили (по паре килограммов взяли мы с Алмазовым, око­ло килограмма получил Бэн) и он пошел резвее. Снег кончился и мы пошли по некрутому скальному гребню. Мы сверху видели как шли здесь эльчибековцы и какое-то время спускались уверенно. Но вот путь стал неоднозначным и неприятным (мы шли поодиночке). Рик поскользнулся и чуть не загремел. Я предложил сваливаться налево, в каньон, по дну которого протекал ручей. Сверху было видно, что русло спокойное, спускаться вдоль ручья легко. Опасен только нависающий сверху ледник (но он далеко, успеем укрыться, если что-нибудь сверху свалится) и неясен выход из каньона.

          «Вдруг там трехсотметровый водопад?» - пошутил Чак. Однако, все обошлось хорошо. Спустились за два часа до одной из ветвей Бивачного. Здесь Бэн предложил ставить палатки и ночевать, но зная, что лагерь "4600" где-то рядом я предложил подождать. На связи в 20:00 уточнили место лагеря и за 20 мин. добрались до него. Теплая встреча с эльчибековцами: кормят гречкой с мясом, луком, чесноком, поят чаем. Из нашей экспедиции здесь Лаврухин и Душарин. Американцам отдали нашу памирку для сна, сами разместились вчетвером в высотной палатке. Разговаривали до 24х, долго не спали. Нас оставляют ждать вертолет, который завтра должен сбросить сюда часть грузов.

          22.07.78. Суббота Лаврухин и Душарин ушли в 6, разбудили и уснуть уже не удалось. В 8:30 прилетел вертолет и со второго захода сбросил ящик и бочку; с третьего - ещё три предмета, горючее для экспедиций Черевко и нашей, ящик с продовольствием. Ребята эльчибековцы быстро все подобрали, принесли, рассортировали помогли складировать. В 11:30 пошли вниз. Рик устал, идёт тяжело, но на вопрос не трудно ли ему, на соболезнования «потерпи ещё часа 4-5 и мы будем на базе» ответил широко раскинув руки:

          «Вот мой дом - это синее небо, сияющее солнце, белые горы, ледники, моренные тропы. В этом доме мне не страшны ни боль, ни усталость! Я готов терпеть сколько угодно, лишь бы продлить обитание в этом доме».

          Такую длинную и вдохновляющую тираду произнес. При переходе ледника к лагерю Эльчибекова встретили группу Чуновкина (команда «Труда» из разных городов планирует восхождение на восточную стену пика Коммунизма, как и эльчибековцы). Радостная встреча с моими воспитанниками: Володя Пиценко был новичком в "Джайлыке" у меня в отделении, Жору Джиоева я не раз водил на восхождения на Ростовских сборах в Узунколе, Алибеке, Домбае - теперь он стал чемпионом СССР. Иван Слесов так и остался хохмачом, балагуром, весельчаком. С американцами он начал изъясняться на невообразимом англо-русско-немецком языке, и те прекрасно поняли его анекдоты (что неясно - я помогал разобраться). За 20 мин трёпа все взбодрились, отдохнули и расстались (навсегда, потому что Джиоев и Слесов погибли год спустя на пике Революции).

          У Эльчибекова ждал обычный хороший прием: суп, компот, чай. Ниже - на пути в наш базовый лагерь произошла ещё одна встреча, с Клецко и Олегом Борисёнком, идущими на акклиматизационное восхождение в составе экспедиции Черевко. Вместе с Олегом мы поднимались на Эльбрус в мае 77, работали в лагере "Памир 77". Спокойным и доброжелательным он оставался в любых ситуациях.

          «Не ледник, а Бродвей» - пошутил Чак. На морену у лагеря мы вылез­ли в 19, пройдя путь от Вадима за 2 часа. Алмазова осенила идея. Он вспомнил развлечение американцев и предложил столкнуть на ледник с морены камень. Двухтонного не нашлось, а вот глыбу килограммов на 500 мы со смехом впятером столкнули прямо в грязь, где мы только, что прыгали. Хохот, возгласы: детант, разрядка. Настроение бодрое и веселое. Такими мы и явились в лагерь, шеренгой в 5 чел. Улыбающиеся, руки на плечах друг у друга. Хороший ужин и крепкий сон завершили день.

          23.07.78. Воскресенье. Спал, как убитый. Проснулся, сходил за морену и опять захотелось спать - на завтрак не пошел, со сновидениями спал до 11. В 11 разбудил Ефимов - оказывается мы с ним дежурные: все у нас получается неожиданно. Ефимов предложил: до обеда дежурит он, после обеда - я. Так и сделали, отдежурил нормально, т.к. спасибо, помогла Татьяна перемыть ворох грязной посуды. Потом ужин, чтение, сон. Спать хочется постоянно - признак хорошей формы, организму нужен полноценный отдых. Бэн между прочим сказал, что ходил на лекции Солженицына, когда тот был в США.

          «Ну и как?»

          «Он производит впечатление ненормального человека. Слушать его очень тяжело. Критиковал Америку за то, что у нас нет жесткой власти».

          «Как же так? Нас он постоянно ругает за грехи и преступления жесткой власти, а у вас хочет именно такой власти?»

          «Он непоследователен. Сначала говорил одно, потом сам себе противоречит. Ты читал его произведения?»

          «Да, то что у нас издавалось».

          «Думаешь всё это было на самом деле?»

          «Наверное. Не знаю. Мне не приходилось разговаривать ни с кем, кто был реабилитирован и освобожден из лагерей. Но я хочу заметить, что и у вас была кампания маккартизма в свое время. Как ты к ней относился?»

          «Не знаю, меня она не коснулась».

          «А знакомых?»

          «Не припоминаю».

          На этом разговор перешел на другую тему.

          24.07.78. За завтраком Рик пожаловался, что ему было холодно спать, т.к. он оставил спальник и почти все снаряжение на "4600". Я пообещал дать ему свой свитер. В 12, неожиданно, Сергей объявил, что надо идти на скальные занятия. Нет, чтобы сказать об этом хотя бы за завтраком. Все планы по стирке, писанию писем, мытью полетели насмарку. На скалах Сильвестр продемонстрировал свои способности; лазает прекрасно, лучше любого из наших и своих ребят.

          После обеда устроили развлечение, микроолимпиаду по 6-ти видам программ для 14 участников:

          1.Бег задом вдоль круга, чертя рядом палкой по земле (мое третье место, американцы поплюхались в пыль).

          2.Задержка дыхания под водой (рассмешили и в итоге получил только пятое место).

          3.Броски камня с катящегося баллона (2-еместо).

          4.Сбивание банки камнями.

          5.Прыжки разными способами.

          Завоевал общее пятое место. А первое место захватил Миша Азаренко из числа эльчибековцев, пришедших к нам захлебом. Второе место - у Ефимова. Призов было шесть и мне достался карабин "Ирбис".

          Поздно вечером вспомнил, что надо занести свитер Рику. У него в палатке холодно, как-то сыро и одиноко.

          «Почему вы все расположи­лись поодиночке? Даже вдвоем было бы значительно теплее».

          «Наверное по привычке».

          «А спальником кого-то из улетевших ты не можешь воспользоваться?»

          «Это не этично».

          «Ну ладно, держи свитер, хоть чуть согреешься. А то, иди к нам в палатку».

          «Нет не пойду, спасибо».

          Я собрался уходить, но Рик, оказывается, подготовил мне подарок, хорошую книгу Ивона Чунара "Лазание по льду" с дарственной надписью, от которой у меня челюсть отвалилась («тигру скал», «снежному леопарду», всегда готовому придти на помощь… и т.д.) долго читал, пока не сгорела свеча.

          25.07.78. День выхода на пик Коммунизма. Обычная суматоха, но и споры по принципиальным вещам, которые могут затруднить или облегчить восхож­дение. Наше с Алмазовым решение взять с собой памирку (а не высотную палатку) и ночевать так, как мы ночевали при подъёме на пик Орджоникидзе, почему - то вызвало сильное неодобрение Макаускаса и руководства. В итоге наши оппоненты остались при своём мнении, а мы взяли всё-таки памирку.

          Второй вопрос более важен, т.к. касается всех. Как готовить пищу? Макаускас и руководство настаивают на общей кухне для 8-ми человек. (Под руководством Бычкова мы собираемся подниматься на пик Коммунизма по пути Евгения Абалакова: Лаврухин, Павличенко, Макаускас, Алмазов, Овчинников, Крогер, Сильвестр. Вторая группа под руководством Ефимова пойдет по контрфорсу Воронина: Байбара, Душарин, Рид).

          Я возражаю, т.к. у нас нет ёмкой посуды, самая объемистая на 2 литра, т.к. не будет времени на восхождении готовить на всех, т.к. появятся ненужные сложности. По моему мнению надо готовить для палаток отдельно, не более, чем для 4-х человек и отдельно набирать продукты с учетом вкусов американцев. Но с начальством много не поспоришь. Бычков победил, пришлось набирать продукты на всех разом.

          Поговорил с Бычковым, чтобы темп восхождения, был не слишком велик, не загнать бы Рика. Ничего определенного наш руководитель не пообещал.

          Вышли, но не все, из лагеря в 16. Идти приятно, рюкзаки легкие, т.к. несем только часть необходимых продуктов, все остальное уже заброшено на "4600". Не торопясь за 2, 5 часа добрели до лагеря Эльчибекова. Самого его нет - ушел на "4600". Принял Гоша Петров, довольный тем, что по моему напоминанию Чак Крогер подарил ему значок А.А.К. Много чаю с замечательным грушевым вареньем. Читаем старые журналы. Американцы учатся играть в нарды.

          Часом позже пришли Макаускас с Бычковым и сразу начали ругаться: зачем их оставили, одних с прилетевшим накануне Виталием Медведевым, очень плохо он шёл через ледник. И принесли новость: вертолет, который мы видели с ледника привез троих выздоровевших американцев. Один из них, Стив Хэкет рвется с нами на пик Коммунизма. Долгие переговоры на вечерней связи завершились тем, что Стива должна завтра захватить группа "Труда".

          26.07.76. Пятеро остались в базовом лагере Эльчибекова встречать Стива: Бычков, Ефимов, Крогер, Медведев, Вадим Зайцев. Остальные 9 ушли в лагерь "4600". По дороге, по моей глупости, произошел неприятный инцидент с Виктором Байбарой. Он очень любит поиграться с американцами, показать им свое расположение, похлопать по их плечам, пощекотать сзади, шутливо побороться и поддаться в борьбе. Двое, Чак и Рик, воспринимают это нормально, а Бэн смотрит настороженно и с беспокойством. Когда мы возвращались с пика Орджоникидзе на леднике разговор коснулся сексуальных проблем, женщин. Бэн, в частности, заметил, что в Штатах много клубов гомосексуалистов и он лично не понимает этих людей, для него рай - это множество красивых женщин, а он у них - начальник.

          «А в экспедиции у вас, русских, все обычные?» - спросил он.

          «Конечно» - ответил я.

          «А Виктор, не гомосексуалист?» Я расхохотался -

          «Будь спокоен, нет».

          Но рассказывать об этом разговоре Виктору я не стал, постеснялся, а зря. Вот и сейчас, во время отдыха на тропе Байбара стал щекотать Бэна, а тот смущенно уворачивался.

          «Виктор, оставь Бэна в покое, он не любит этого, он не член гомосексуалистского клуба» - не подумав, как-то машинально, произнес я. Конечно, Виктор страшно обозлился. Я сожалел о сказанном, но было уже поздно. Несколько раз за время пути он произносил в мой адрес нехорошие слова (один раз мне; дважды - не мне, но так, чтобы я слышал). Ну да ладно, потом с ним поговорю и извинюсь.

          Лева Павличенко очень аккуратно провел через ледник до лагеря "4600" и к 14 мы были на месте. Эльчибеков угостил вкусным супом. К 17 подошёл один Бычков, ругающий из-за Стива всех американцев вместе взятых: он тащил тяжеленный рюкзак Стива, а тому отдал свой, легкий. Немного позже пришли все остальные наши. Стива пока решено подсоединить к двойке Медведев - Зайцев на пик Орджоникидзе по классическому пути.

          К вечеру, столкнувшись воочию с проблемой приготовления пищи в маленькой посуде на примусах для большой группы, всем стало ясно, что готовить надо раздельно. Но вот что интересно: если Бычков смущенно помалкивает, то Дайнюс прямо-таки разгорается в защиту индивидуальных варок (для групп в 4-5 чел) словно забыв, что совсем недавно онтакже азартно выступал за общую кухню (его главный тезис был, что общая кухня объединяет.

          «Тызабыл про коммунальные квартиры» - съязвил я тогда).

          Группа Ефимова в сильной спешке ушла к началу маршрута Воронина (мне показалось, что они спешили избавиться от гама, суеты и неопределенности, царящих среди членов нашей экспедиции на площадках лагеря «4600»).

          27.07.78. Толя Бычков устроил день отдыха перед окончательным выходом на маршрут. После завтрака (готовившегося самостоятельно, мы накормили Чака и Рика), пошли с Алмазовым на ледник поискать проход сквозь лес сераков к началу подъёма на абалаковский гребень. Структура ледника здесь совершенно иная, чем пятью - десятью километрами ниже. Почти нет глубоких трещин, поверхность изрезана колоссальными сталагмитами, но между ними, как правило, есть равные проходы с ручейками. Тупики в проходах, или водоразделы легко проходимы. За час пересекли ледник и по прибрежной морене, гораздо более неприятной, чем сам ледник, подошли к ребру. Обратный путь хорошо промаркировали каменными турами. Встретили и проводили на восточную стену пика Коммунизма команду "Мехмата" Калинина, Путинцева и ещё троих. Завидую им: идет настоящая работа на приятной стене со старыми товарищами.

          К половине третьего усталые и сильно проголодавшиеся вернулись в лагерь "4600", а там как раз что-то доедали. Подошел Виталий Медведев и сообщил, что он сварил рисовый суп из пакетов, но суп уже съели и сожалеть об этом не стоит, т.к. суп получился дрянной. Никто из остальных не предложил ни чаю, ни перекусить. Ну что же, сами мы настаивали на индивидуальной готовке. За полчаса приготовили обед из трех блюд, благо продуктов полно и примуса свободны, поели и угостили желающих.

          В середине дня подошел народ из экспедиции Черевко. В прошлом году из-за нелепого случая на плато пика Коммунизма у них погиб один из участников восхождения. Сейчас специальная экспедиция планирует снять тело. В составе этой украинской экспедиции киевлянка Ася Клокова, одна из пяти женщин команды Эльвиры Шатаевой, с которой в 73м году мы встретились на вершине Ушбы. Именно Асю я встретил первой, когда спустился навстречу ей с островерхой макушки южной Ушбы, чтобы облегчить выход женщинам на вершину. Сейчас она не узнала меня. Мы пригласили её, усталую и какую-то поблекшую, к нам в палатку на чай, удобно устроили, отпоили, дали отдохнуть. Потом пошел трёп.

          «Ты помнишь траверс Ушбы в 73? Расскажи как вы выходили на южную вершину» - попросил я её.

          «Ой, мы встретили там команду из "Джайлыка" и не знали радоваться или огорчаться. Огорчаться, потому что мы хотели пройти весь траверс одни, без мужиков. А радоваться, потому что уже сильно устали и всё надоело».

          «Кто-нибудь из ребят "Джайлыка" пошел вам навстречу перед вершиной?».

          «Да, ты знаешь, я прекрасно помню эти мгновения. Я передвигалась оседлав острый снежный гребень верхом и вдруг вижу, навстречу мне идёт во весь рост из тумана какой-то амбал под 2 метра ростом, и ледорубом снег с гребня перед собой этак, как веничком сметает в обе стороны».

          «Неужели он был такой здоровила?».

          «Ну, может, и не два метра, но близко к этому».

          «Я не напоминаю его?».

          «Ну, как посмотреть, конечно, но все-таки, пожалуй, скорее нет».

          «А ты не помнишь, как этот амбал снял марлевую занавесочку у тебя с лица и сказал, что надо знакомиться без декорации?».

          Она удивленно посмотрела на меня и спросила через некоторое время:

          «Так это был ты?» Мы все рассмеялись. Потом пришел к нам Виталий, американцы. В палатку набилось человек 8. До поздноты разговаривали, пили нескончаемый чай. Было хорошо.

          28.07.78. Четверка Бычкова вышла из лагеря в 7:40. Нас с Алмазовым оставили узнать, что будет нового на утренней связи и с американцами идти за ними. Стив жалуется на нашего врача, что тот запрещает ему идти на пик Коммунизма, заставляет зачем-то сидеть здесь двое суток перед восхождением на пик Орджоникидзе. Я как мог утешил его и заметил, что все это нужно ему же. Нельзя на семь с половиной километров подниматься без соответствующей подготовки. На связи узнали, что Карлос вышел сегодня со второй группой Черевко и к вечеру будет здесь. Рейли же ушел вчера погулять вниз по тропе и пока не вернулся; похоже, что украинские женщины пленили его. Как только кончилась связь вышла и наша четверка. За два часа добрались к началу маршрута, простым скалам, где минут 40 ждали нас остальные. Бычков начал упрекать за задержку, но я объяснил ему, что по его же распоряжению мы ждали конца радиосвязи.

          В 11 начали подъём слева от маленького висячего ледника по черепитчатому основанию засыпанному плиткой. Справа из-под ледника течет ручей, время от времени летят камни. Оба американца вышли с ледника позднее на полчаса и идут, в отличие от нас всех, не связываясь (веревка здесь и в самом деле только затрудняет подъём).

          Алмазов идёт тяжело и пользуясь тем, что мы обязаны хотя бы видеть идущих ниже американцев, я постепенно сбавляю темп и даю ему отдохнуть. К часу дня он уже сильно выдыхается, лезет крайне медленно (странно, т.к. у нас рюкзаки по весу одинаковые), и мы устраиваем ленч. Рядом по скалам струится поток талой водички из снежника наверху. Кипятим на примусе, едва уместившемся на камне острого икрутого греб­ня, чай, едим сыр, колбасу, лук, сахар. Американцы довольны. На все предложения о меню говорят "о’кей". Алмазову после отдыха лучше, и в 17:30 мы подходим к нашей передовой четверке; они уже поставили свою высотную палатку и устраиваются. И мы делаем две площадки на широком здесь гребне на высоте 5600 метров.

          По одну сторону гребня, на юг уходит скальный крутой склон; на север к основанию мощного крутого ледника со многими ледопадами спускается снег. Именно по этому леднику поднимался сюда на гребень, где мы сейчас отдыхаем, Евгений Абалаков в 33м году. Но иногда сверху отрываются колоссальные глыбы льда и их осколки простреливают километровую ширь. Остатки таких обвалов мы видим ниже нас. Поэтому мы поднимались не так как Абалаков, а по скалам, с другой ветви Бивачного. А вот дальше мы действительно пойдем по его следам. Следов было много и на "4600", там где был разбит базовый лагерь экспедиции33 года. Совсем рядом с палатками 78 года лежит в каменном склепе скелет таджика-носильщика, умершего от пневмонии 45 лет назад. Сквозь многочисленные щели видны белые кости, и ни один из современных обитателей лагеря не избежал искушения посмотреть на них, постоять рядом и поразмыслить. И скелет и могила не меняются уже много лет. На леднике мы находим разбитые детали старой радиостанции, вьючную упряжку идаже металлические этикетки от упаковки продуктов. Ледник тогда был более приветливым и спокойным, чем сейчас.

          В 20:00 зашел Бычков и поинтересовался как наши дела и сказал заодно, что выходим завтра в 9:00. Сообщаю об этом американцам. Они сонно кивают. После сытного ужина (овсяный суп с мясом в соусе, сосиски), их развезло и, кажется, они плохо воспринимают всё сказанное. Ночью снятся кошмары: то камнепад, то ледопад, причем пейзаж сновидений почти неотличим от реального нашего окружения. Кашель Валерия и заложенный нос заставляли несколько раз просыпаться.

          29.07.78. Как и было сказано, первая четверка начала дальнейший подъем в 9:00, а нам удалось выйти только в 9:45. И то пришлось подгонять американцев: они какие-то заторможенные, механически поели и попили, не торопясь, размеренно свернули палатку и собрали рюкзаки. Впечатление такое, что они не рвутся на вершину, а раздумывают, не повернуть ли обратно. Но такого поворота дела никак нельзя допустить, чтобы из шести поднялся лишь один Бэн. И кроме того, не подумает ли Бычков в случае отказа их от восхождения предложить нам сопровождать их вниз? Это совсем не исключено. Но вот и они медленно тронулись за нами следом.

          Начало простое: идём по грани снега и крутой осыпи. Первый жандарм обошли слева по заледенелым полкам, второй преодолеваем в лоб, на третьем начинается уже вполне серьезное лазание. Американцы сзади пока шли без веревки и не отставали, но на третьем они связались и резко сбавили темп. Перед четвертым жандармом у нас с Алмазовым возникают серьезные разногласия по поводу, где лезть: он предлагает подниматься по мокрой, грязной и очень разрушенной черепице, а рядом приглашает к удовольствию монолитная скала с хорошими зацепками. Лезть по монолиту он категорически отказывается. Я быстро прохожу этот по-настоящему приятный участок (самый лучший из всего пройденного за день) и принимаю Валерия с верхней страховкой.

          Верёвкой выше нас расположилась первая четверка, пьют чай и наслаждаются прекрасным видом. Говорят, что первая связка Макаускас - Лаврушин, сидит здесь полтора часа, а вторая, Павличенко - Бычков, отдыхает уже полчаса. Охотно верим этому и располагаемся рядом. Пока подходят Чак и Рик мы успеваем тоже вскипятить чай. Они с удовольствием размещаются на камнях. Чак устанавливает свою фляжку с соком так, что когда Макаускас одевает рюкзак, она вместе с камнем на котором стояла, летит вниз. Чак с сожалением смотрит ей вслед и горестно вздыхает. Они шли и собираются идти дальше на двойной 6-ти мм веревке, это очень неудобно, но зато - «маленький вес, облегчились». Вопреки моим рекомендациям набрали много лишнего: закладки, крюки, 6 пакетов сублимированных яиц. («Не будем мы их есть» - напрасно убеждал я их. Потом эти пакеты расклевали горные галки).

          «Зачем ты тащишь жюмары с собой» - ещё на леднике спросил я Рика.

          «Чтобы выбираться из трещины, если упаду туда».

          «А не легче ли использовать в этом случае схватывающие узлы на петельках? Ведь ты несёшь ненужный груз. Оставь их».

          Рик не послушался. Рюкзаки у них получились тяжелее наших.

          Пообедав, двигаемся дальше. На скалах висят старые верёвки 33-го года толщиной от 12 до 30 мм, настоящие канаты. Несмотря на ненадёжный вид, они не рвутся, если даже повиснуть на них. Один из участков пятого жандарма труден для лазания: не будь веревок, пришлось бы проходить скалы без рюкзака и вытягивать рюкзак. Шестой жандарм завершает гребень. Дальше начинается длинный трехсотметровый участок крутых плит, покрытых осыпной черепицей, технически совсем не сложных, но требующие аккуратности. (Не свалить камней на голову идущих ниже). Идем поочередно, по тридцать метров и страховку организуем за выступ. Пройдя так веревок восемь, вылезаем, наконец, на узкий скользкий гребень, расширяющийся и упирающийся в снежные поля, ведущие к вершине пика. Высота примерно 6200 м.

          Здесь находится традиционное место для ночевок, видны 4 площадки. Одна из них занята высотной палаткой, на второй располагаемся мы с Алмазовым в серебрянке, а на третьей размещаются появившиеся получасом позже американцы. Они сильно устали. Без слов ставят свою желтую маленькую палаточку, залезают туда и затихают. Красиво отсюда смотрятся окружающие горы: с одной стороны стены на пик Известий замыкают один из цирков Бивачного, с другой стороны небо режет острый нож гребня пика ОГПУ. Рядом с нами, кажется можно пощупать рукой, висит ледник, собравший миллиарды тонн воды снежных полей пика Коммунизма. Отдельные глыбы размером с двадцатиэтажный дом готовы вот-вот рухнуть вниз. Солнце опускается к зубчатой линии горизонта. На это великое можно смотреть бесконечно.

          Развожу оба примуса, готовим чай и суп. Расположились спать. Но сон ко мне не приходит. Закладывает нос, дышать приходится ртом и рот пересыхает, появляется горечь, как от несвежего консервированного балыка, болит голова. Лежу без сна несколько часов и наконец, вылезаю из палатки надышаться. Решительно освобождаю нос от всего, что там есть: летит слизь, засохшая и свежая кровь, полоскаю рот, дышу полной грудью холодный свежий воздух. Всё надо делать осторожно, чтобы не свалиться на отвесную южную сторону контрфорса, под ледопад. После этого часа на 4 крепко засыпаю.

          30.07.78. Воскресенье. С вечера договорились, что мы кипятим чай, а американцы готовят свою freeze dry food (в данном случае бефстроганов с грибами). Назначено и время выхода: 8:00. Мы давно готовы, попили, поели и начали укладываться, а они только проснулись. Из-за этого мы начали движение на полчаса позднее первой четверки, а Чак и Рик ещё четверть часа спустя. Гребень, по которому мы двигаемся, стал снежным, превратился в купол, а потом в ровное с небольшим подъемом неширокое плато. Условия для восхождения - идеальны: прекрасная, почти без ветра погода, неглубокий ровный снег. Идти очень легко. Скоро догнали передовую четвёрку, но до 13:00 они шли первыми, до места ночёвки группы Ефимова. Вчера его группа поднялась сюда на плато по контрфорсу Воронина (кстати одного из участников теперешней экспедиции Эльчибекова) и оставила часть своих вещей. Здесь все часик передохнули. Когда подходят Чак и Рик и устало валятся на снег (не забыв, впрочем, подстелить свои живописные коврики из пенополиуретана) у нас уже готов чай. После т.н. ленча оставляем и мы здесь часть своих продуктов, в том числе и замороженную американскую яичницу. Но вот заставить Рика хотя бы на время расстаться с жюмарами - это выше моих сил.

          «Как вы себя чувствуете?» - спрашиваю их.

          «В общем ничего, но постоянно ещё ощущаем слабость, головную боль».

          «Это естественно при высотных восхождениях, а вы сейчас почти на полкилометра выше Мак-Кинли».

          «Да ну?» - удивились они.

          «Именно так. А расслабились вы сейчас морально. Раскисли. Я это называю разбабились. Ещё одни сутки и мы будем на вершине. Потерпите».

          Долго я объясняю им значение слова «разбабились».

          «Значит стали, как женщины? Так».

          «Так. Как бабы, которые ноют и не желают собраться с силами».

          «Но мы не ноем».

          «Вслух не ноете, но словно специально показываете, как вам тяжело».

          «Ладно, постараемся не показывать».

          Дальше путь проходит по острию снежно-ледового контрфорса, в обе стороны висят ледовые карнизы или сбросы. Слева, в метрах трехстах ниже нас - широкое плато, а справа двумя километрами ниже лежит один из истоков Бивачного.

          Спустя два часа подъёма, а после чая идётся хорошо, несмотря на мороз и щиплющий щёки ветерок, контрфорс расширился до небольшого плато размером 200 на 200 м. на высоте около 6900 м. Здесь предполагается заночевать. Начались обычные хлопоты с бивуаком, но отношения между нашими четвёрками сложились непривычно (если считать, что мы всё-таки шли единой спортивной группой под общим руководством Бычкова). Для выравнивания снежной площадки под серебрянку мы попросили у первой четвёрки лавинную лопату, которую нёс, как часть поровну разделённого общественного груза Макаускас.

          «Нельзя, мы уже использовали лопату, как растяжку для нашей палатки» - был ответ. Когда подошли Рик и Чак и стали ставить свою палатку, мне пришлось перевести им тот же ответ на их аналогичную просьбу. Пришлось ровнять снег ногами и ледорубами лишние четверть часа. Потом я спросил разрешения использовать тот же ледоруб, что и они для крепления осевой растяжки нашей палатки.

          «Конечно используйте» - ответил Павличенко, но Бычков поморщился и бросил –

          «Не надо бы».

          Мы с Валерием отказались от мысли использовать что-то из снаряжения, находящегося у нашей передовой четвёрки. Использовали для крепления серебрянки оба наших ледоруба, три ледовых крюка и обе пары кошек. Причём мои двенадцатизубые жёсткие кошки оказались очень удобными для крепления растяжек в мягком снегу. Американцы довольно быстро растянули свою полукаркасную маленькую палаточку из гортекса и забрались внутрь, предоставив нам право готовить ужин. Как обычно, они оставили свои пустые рюкзаки снаружи, но ботинки на сей раз втащили внутрь.

          «Чак, к утру ваши рюкзаки засыплет снег» - предупредил я.

          «Не беда, откопаем».

          «Разжигайте примус и готовьте ужин».

          «Мы есть не будем. Дадите нам хлебнуть чаю и будет отлично».

          «Разведи хотя бы свой керосиновый примус и дай мне».

          «Я устал и не смогу. Пожалуйста сам разведи».

          Рик во время этой беседы просто лежал пластом - он перебрался к нам в «серебрянку».

          «У вас так уютно и тепло, палатка высокая и дышать легче».

          Минут десять я возился с их примусом, но керосин никак не желал разгораться. Пришлось хорошенько прогреть головку на нашем отлично работающем "шмеле", и только тогда их изделие стало нормально функционировать. Ни я, ни Валерий не обратили внимания, что немного керосина попало на снег между нашими палатками, и этот керосиновый снег я использовал для чая и для воды назавтра. Воду на завтра я залил во фляжку американцев и протянул на сохранения Чаку. Он хлебнул оттуда и спокойно вернул фляжку:

          «Благодарю, но пить невозможно. Попробуй сам, сплошной керосин». И правда, оттуда тянуло густым и устойчивым керосиновым запахом. Чёрт побери, два часа ушло насмарку из-за моей невнимательности. Вылил и воду и чай и начал снова растапливать снег, взятый с чистого места. Пить так хотелось, что я отлил себе кружку керосинового чая и выпил. (Интересно, что никаких вредных последствий не было. Наоборот, керосин расслабил желудок, улучшил аппетит. А то, что отрыжка была керосиновая, весь следующий день, так это мелочь, повод для юмора всей нашей интернациональной четверки).

          Снова согрели воды, промыли фляжки и заполнили. На чай сил не хватило, хлебнули все тёплой воды с супом и сухариками. С трудом проводили Рика, который никак не мог сообразить, где ему ночевать. Наконец, он сказал, что Чаку одному будет плохо и уполз в круглую дыру входа их палатки. После этого начали устраиваться сами и позавидовали американцам, имеющим замечательные коврики. Наша поролоновые подстилки не идут ни в какое сравнение, холод снизу щиплет за бока. Ночью то один из нас, то другой наваливались друг на друга, вызывая взаимное неудовольствие. И всё таки для меня это была самая лучшая ночь за восхождение: прекрасные сновидения чередовались с короткими пробуждениями. Смена позы и вновь крепкий сон. Из желтой палатки время от времени доносились сдавленные стоны Рика.

          31.07.78. С шести завтраком занимается Алмазов, а я пребываю в приятной полудреме. На улице сильный ветер с поземкой, мороз градусов 20. Наша двойка вышла через полчаса после четвёрки Бычкова, американцы за нами через 15 минут. Предварительно сняли желтую палатку, всё оставшееся положили внутрь нашей памирки и завалили её. Впереди всех по некрутому снежному склону прокладывала путь группа Ефимова, ночевавшая метрах в 150 выше нас. Следы быстро заносил снег позёмки. На гребне пика Коммунизма, на высоте около 7300 метров ветер пронизывал насквозь. Дождавшись американцев я спросил как дела.

          Рик: «Плохо, но я обязательно дойду до вершины».

          Чак: «У меня все о’кэй».

          Разминулись с четвёркой Ефимова. Все они бодры, даже веселы и быстро возвращаются с покоренной вершины к палаткам. Перед вершинным взлетом нас встретили в защищённом от ветра закутке Павличенко и Бычков.

          «Все ли у вас пойдут на вершину?» «Да». Бычков заранее написал записку и все мы двинулись дальше. Технических трудностей практически никаких. Жёсткий снег, кошки прекрасно держат. Кое-где остались ступени, сделанные восходителями поднимавшимися перед нами. Со стороны Фортамбека медленно поднимается какая то двойка. Пока они слишком далеко, чтобы понять откуда эта группа. Идём дальше и на середине взлёта встречаем Лаврухина и Макаускаса, уходящих с вершины вниз. Осталось всего 50 метров, и вдруг на крутом неудобном месте у Бычкова соскочила кошка. Пришлось устраивать перила и темп резко замедлился. Чак идущий следом за мной, начал было ругаться.

          «Чак, а не кажется тебе, что ругаться не стоит?»

          «Это я так, от холода».

          «Вчера нам тоже было не жарко, когда мы поджидали вас».

          «Могли и не поджидать».

          «Неэтично». Оба мы рассмеялись»

          Вершина. Плоская широкая площадка из сланцевых плиток. Одну из них сую в карман на память. Несколько мемориальных металлических табличек укреплены на камнях. С горы видно к сожалению только склоны, по которым мы поднимались. Облака километром ниже нас закрыли Памирское фирновое плато, ледник Беляева, гребень идущий к пику Россия. Вообще особого желания задерживаться нет. Мерзнет голова (у моей пуховки нет капюшона), руки (варежки слишком тонки для такого мороза). И только ногам, обутым в двойные итальянские ботинки, тепло и комфортно. Ботинки приобретённые два года назад, прекрасно скроены, их резина отлично держит на любых скалах. Единственный недостаток - тяжесть искупается прочностью, теплом и удобством. Жаль, что в экспедиции 76 года их у меня не было. При воспоминании о конструкции "Спортобуви" меня бросает в дрожь. Делаем несколь­ко снимков группы в разных сочетаниях и спешим вниз. Я на несколько минут задерживаюсь, чтобы разглядеть и вспомнить пик Корженевской, откуда в 74 и 77 годах разглядывал место, где стою сейчас. Сбылась мечта идиота. Не главная, конечно, но все равно приятно.

          По ярким пуховкам с гербом Советского Союза узнаем тренеров МАЛа в лежащих на снегу перед вершинным взлётом людях. Это наши знакомые по прошлому году Георгий Корепанов и Борис Ефимов поджидают отставших от них мужиков из Академии Наук. Обрадовались взаимно и обменялись новостями о том, что происходит у нас и у них. Со стороны Фортамбека поднимаются 10 американцев, участников международного альпинистского лагеря и среди них 2 женщины лет по 45, бодрые и энергичные. Сказали, что Машков, руководитель альпинистских работ по программе Таджикской А.Н. лежит сейчас в больнице Душанбе: по неосторожности он устроил пожар в палатке и сжёг себе кожу сзади, на спине и пониже.

          Холод и ветер заставил быстро расстаться; представил только обоих тренеров нашим американцам. Их поразило, что Борис Ефимов поднимается на семитысячник в 15-й раз, а Корепанов - в 12-ый. Бычков заговорил о спорткомитетских делах, а мы ушли. Обратный путь и легче и быстрее. Внизу на 6900 уже давно стоит высотная палатка; в ней Макаускас и Лаврухин. Изнутри доносится шипение примуса и глотки. Эти звуки вызывают у меня тошноту - пить хочется нестерпимо. Ну ладно, сейчас и мы вскипятим водички, напьемся и напоим наших нахлебников слабаков (они ещё далеко и много выше нас) и потом надо идти вниз и ночевать на скалах 6200 м.

          Палатку ставить трудно: сильный холодный ветер выдирает из сухого снега все, что мы туда забиваем для крепления растяжек. И Алмазов слегка помутился: забил для коньковой растяжки банку из под консервов, слишком слабую и не подпускает меня с кошкой для замены, несмотря на то, что палатка валится. Из-за этого только через полчаса начали кочегарить примуса. И это непросто; полотнища палатки хлопают, как паруса, бьют по голове. Тем временем подошли и американцы и Лев с Бычковым. Те сразу залезли к себе в высотку и начали отпиваться, а Чак и Рик обессиленно легли у входа, в нашу серебрянку. Немного отдышавшись сообщили, что хотят идти на 6200, т.к. Рик очень плохо себя чувствует, его тошнит, болит горло и досаждает сильная головная боль. Говорю им:

          «Подождите. Сейчас напьёмся чаю и пойдём вместе».

          «Нет, мы не можем ждать. И пить не хотим».

          «Ну немного отдохните, я скажу о вашем решении остальным».

          Бычков и Макаускас приняли решение американцев в штыки:

          «Уходить никому нельзя. Ночевать мы будем все здесь. Мы одна, группа и нечего устраивать анархию».

          Пытаюсь образумить их:

          «Какой же смысл здесь на снегу и на морозе ночевать, если до скал "6200" всего полтора часа неспешного хода».

          В палатке у них (а я стою снаружи) задумались. Потом Бычков говорит:

          «Идти сейчас вниз опасно. Снег подтаял и можно провалиться в трещину».

          «Толя, ты шутишь» - говорю я - «какие трещины ты имеешь в виду? Много ты видел трещин, когда шёл вверх?»

          Вмешивается Дайнюс:

          «Руководитель принял решение ночевать здесь, и это надо выполнять».

          «Дайнюс, неужели ты не понимаешь, что решение неразумно?»

          В ответ доносится что-то неразборчивое. Иду к нам и прошу американцев все-таки задержаться немного, выпить крепкого сладкого чая. Но они начинают укладывать рюкзаки, чтобы идти вниз. Сообщают:

          «Мы уходим». Говорю об этом Бычкову. Отвечает Макаускас:

          «Чёрт с ними, пусть идут».

          «А мы будем ночевать здесь?»

          «Да».

          «Ребята, ещё есть время, подумайте получше». Молчание.

          Американцы уходят, а мы с Валерием через некоторое время начинаем блаженно прихлебывать чёрный густой чай с тоненькими кусочками сервелата. Тепло разливается по телу. Мы разваливаемся на спальных мешках в упоительной истоме. Все неудобства нас уже не касаются. Пускай снаружи холодно, ветер треплет палатку и бросается снегом. У нас внутри - микрорай, слышны поочередные причмокивания и долгие вздохи. Выпили по целой кружке и надо же, у нас в запасе есть ещё по целой кружке. Хорошо!

          Неожиданно к нам заглядывает Лева Павличенко и сообщает, что у него болит грудь и горло, он не может ночевать здесь, а их четвёрка уходит сейчас вниз на скалы "6200" (Лева и в самом деле кашлял и ночью и днем. Похоже, что ему удалось победить нашего неразумного начальника).

          «Очень разумное решение» - говорю ему – «но мы сейчас пьём чай и пойдем следом за вами в 18:00. Лезь к нам, глотни горяченького». Но он отказывается. Мы остаемся одни.

          Возвращается реальность. Собираем рюкзаки и долго боремся с неподдающейся на ветру палаткой, осматриваем наш бивуак и прощаемся с холодным, но все-таки гостеприимным и добрым склоном горы.

          За 25 минут мы спустились до высоты 6700, где расположилась спустившаяся часом раньше группа Сергея Ефимова. Виктор Байбара очень доброжелательно предлагает глотнуть вермишелевого супа. Мы благодарим, отказываемся и в свою очередь спрашиваем, не надо ли что-нибудь захватить вниз, у нас лёгкие рюкзаки. Они благодарят, отказываются и спрашивают не могут ли они быть нам чем-то полезны. Обмен любезностями занял у нас минут пять, и в хорошем настроении мы двинулись дальше. До скал "6200" дошли за один час. Тихо, тепло, совсем нет ветра. Но, к нашему сожалению нет места для нас, все площадки заняты: добавились две эльчибековские высотные палатки. Они подошли незадолго до нас и уютно устроились на теплых скалах. Мы с Валерием вынуждены до темноты ворочать камни, сооружая новую пятую площадку. Наконец, расставляем нашу серебрянку, залезаем и до 23-х"кейфуем": чай с мёдом (угостили эльчибековцы), еда, покой, удовлетворение победой.

          01.08.78. Встали в 8, не спеша покушали. Вверх ушли эльчибековцы, вниз прошла в 8:30 группа Ефимова, в 9 - четвёрка Бычкова. В 9:30 двинулись мы, 9:45 - американцы. Сначала Рик с Чаком шли не связываясь и догнали нас. Потом связались по просьбе Рика и сразу отстали: двойная веревка доставляет им много неудобств. Мы с Валерием постоянно поругиваемся (вернее ругается он, а я терплю). У него совсем нет зрительной памяти и он, будто специально, залезает в ненужные дебри, если идет первым. Его ошибки усугубил туман, окутавший контрфорс. На мои поправки он реагирует излишне нервно. Но после того, как во второй раз оказался в тупике, он все-таки начал, в основном, соглашаться с моими предложениями о пути спуска. Странно, но даже на контрфорсе, такой ясной для маршрута форме рельефа, есть масса вариантов и возможностей для блужданий.

          Все те, кто начал спуск перед нами давно уже собрались на удобном месте наших ночевок на "5600". Мы присоединились к ним через час, а Рик и Чак пришли ещё часом позже. Впервые за всё время восхождения для отставших был приготовлен чай: вскипятила группа Ефимова. Его четверка настроена очень доброжелательно ко всем, наши не скрывают своего раздражения по отношению к Рику, а заодно и к нам с Валерием, постоянно намекая на то, что мы тормозим движение. Но сейчас нет ни малейшей необходимости торопиться. Практически никто не может помешать нам к вечеру дойти не торопясь до лагеря "4600". Говорю об этом Дайнюсу и, кажется, только усиливаю его недовольство.

          Четверка Ефимова первой продолжила спуск. Они предполагают идти по леднику, так, как шел Абалаков, а не по скалам с другой стороны контрфорса, как поднимались мы четверо суток назад. И это верно: спуск по леднику займет в несколько раз меньше времени, чем по скалам, при одинаковой степени риска. Четвёрка Бычкова постояла некоторое время в раздумье, посмотрела на спуск Ефимова и двинулась в противоположную сторону к скалам, не оставив нам никаких указаний. Ну а мы без всяких колебаний пошли по следам Ефимова, сначала по крутому снежно-ледовому склону, а потом по довольно ровному леднику. Через час быстрого спуска почти бегом, мы стояли у основания контрфорса Абалакова, разделенные с лагерем "4600" лишь одной из ветвей Бивачного. Правда этот час был наполнен ощущением опасности. Висячих ледников оказалось 3: самый верхний и опасный, который мы наблюдали весь подъём, занимая зону 6000-6300, 2-ой начинался рядом с маршрутом Буданова на высоте около 5400, третий, самый нижний нависал недалеко от контрфорса на уровне 5200 м. Свались с одного из этих ледников достаточно большая глыба, и нам пришлось бы туго. Именно здесь несколько лет назад были убиты двое наших альпинистов: они наблюдали за маршрутом Буданова, когда осколки от сорвавшейся ледяной громады буквально прострелили весь ледник. Пока мы шли в лагерь, я от нечего делать подсчитал. Такая глыба в наших условиях валится не чаще, чем раз в 2-3 недели, т.е. за один час нашего пребывания под ледопадами вероятность падения составляет около 1/500 т.е. 0, 2%. Специалисты оценивают степень риска в высотном альпинизме, как 0, 05%. Значит мы рисковали в течение одного часа всего лишь в 4 раза сильнее, чем в среднем за четверо суток восхождения.

          Когда мы пересекали Бивачный, Алмазов заявил, что я веду неправильно и идти надо совсем не так, не в ту сторону. Я не мог с ним согласиться, и после спора он ушел один туда куда считал правильным и пришел в лагерь "4600" часом позже нашего прихода, злой и грязный. Ефимовская четвёрка пришла часом раньше нашей тройки и Сергей, заметивший отсутствие Алмазова, довольно злым тоном заявил, чтобы я искал себе попутчика идти на поиски своего друга. Мне пришлось отвечать извиняюще и успокаивающе, что поиски преждевременны. Бычков со своими пришел полтора часа спустя нашего возвращения (хорошо хоть, что Алмазов объявился до прихода Бычкова), в сумерках. Вечером, перед сном выяснилось, что двойка Стив Хэкет - Карлос Бухлер ушла позавчера на пик Орджоникидзе с неопределенными планами и сроком возвращения. Кому-то надо будет ждать их.

          02.08.78. Утром Бычков объявил, что ждать будут он, Чак, я и Алмазов. Я рад хоть немного задержаться, зная что, может быть, никогда впредь не попаду на это место. Остальные после завтрака (вчерашнего эльчибековского супа) ушли вниз с целью до вечера добраться до нашего базового лагеря "3700". Днём делать нечего и мы долго разговаривали с Чаком про альпинизм про жизнь. Он заметил, конечно, некоторые нелады между нами и четвёркой Бычкова, между мной и Алмазовым.

          «Почему Валерий ушёл вчера в одиночку на леднике?» - спросил Чак.

          «Может быть он искренне думал, что мы идем неправильно. Но скорее всего просто из-за своего излишнего самолюбия. Он любит первые роли во всем, а сейчас оказался на второй и начал делать глупости. Если хочешь, давай поговорим с ним».

          «Нет, нет. Не надо».

          «А ты, Чак скажи, было ли вам очень тяжело?»

          «Мне нет, а Рику было нелегко».

          «Почему? Ведь он отлично тренирован».

          «Мне кажется, что он хорошо подготовлен как скалолаз. А здесь требовался совсем другой тип подготовки, другие нагрузки, совсем не те условия, что в низких горах. Но он старался и показал всё, на что способен».

          Потом разговор коснулся его впечатлений о жизни в СССР и он спросил:

          «Почему Советский Союз, такая богатая ресурсами страна, так бедно живет?»

          «Что ты имеешь в виду?»

          «У меня было мало возможностей, чтобы понять вашу жизнь, но и в Москве и в Душанбе бросаются в глаза непритязательные витрины магазинов, малый выбор товаров; много очередей за какой-то ерундой вроде винограда или ботинок».

          «Мы богаты другим: обеспеченностью работой, дешёвым жильём, бесплатной медицинской помощью и образованием, уверенностью в будущем».

          «Все это я понимаю, но почему вы производите меньше, чем вам надо, почему очереди?»

          Я начал говорить о бедности дореволюционной России, о гражданской и Великой Отечественной войне, о страшных потерях; он слушал очень внимательно, мерно покачивая головой.

          «А других причин ты не видишь? Современных причин».

          «Есть, разумеется, и экономические причины».

          «Какие?»

          «Ну, например, у нас невозможен тот кнут безработицы, который с таким успехом действует в США, чтобы поднять уровень производительности труда». Он соглашался:

          «Да, этот фактор дисциплинирует людей и действует, безотказно».

          «Почему ты интересуешься такими далекими от альпинизма делами?» Чак пожал плечами:

          «Мне понравилось у вас. Понравились почти все люди из экспедиции. В чём-то вы отличаетесь от нас в лучшую сторону. Мне бы хотелось понять вас. Я надолго запомню эту поездку».

          Питаемся мы у Эльчибекова. Алмазов постоянно проводит время на кухне, помогая дежурным. Ему нравится заниматься кулинарией, а я лежу в палатке, вспоминаю и пишу в этой записной книжке.

          К вечеру Бычков объявил, что если завтра двойка не спустится с пика Орджоникидзе, то хрен с ними. Мы уходим, а они пусть как хотят, не пропадут.

          «Не пропадут, конечно» - согласился я с ним – «но вспомни, что они болели, продуктов у них почти нет, ледник они прошли всего один раз. И главное: мы, лично ты, отвечаем за успех экспедиции, а экспедиция ещё не кончилась». Он замолчал.

          03.08.78 Думал с утра об Олеге Борисенке, жалел его. Ему три дня назад перебило руку камнем. Вечером первого августа он спустился в лагерь "4600", держался спокойно. С ним, почему-то, никого не осталось в лагере. Я предложил ему ночевать с ним в палатке, но он отказался. Попросил только помочь немного в туалете. Говорили с ним о судьбе в альпинизме.

          (Сейчас, в конце августа 85 года в онкологической клинике я прочитал в журнале "Вокруг света" рассказ о восхождении тренеров-спасателей МАЛа на пик Победы. Среди покорителей пика были Олег Борисенок, Виктор Байбара, другие, хорошо знакомые ребята. А я две недели лежал пластом не в силах приподняться. Трое суток дышать мог только кислородом. Это - к слову о судьбе в альпинизме и судьбе вообще. Но пока - живу).

          Вчера утром Олег медленно пошел с сопровождающим вниз по леднику. К счастью, вертолет, вызванный через метеостанцию на леднике Федченко, забрал Олега через полчаса после его прихода в базовый лагерь Эльчибекова "4000".

          Бычков опять завёл разговор о двух засранцах американцах, заставляющих его ждать. И вообще, не американцы все они, а дерьмо, прислали чёрт знает кого к нам в горы, не могли получше выбрать. (Я не могу понять, чего это он так раскипятился). А Бычков продолжает: наша экспедиция - это, оказывается, всего лишь сборы по специальной подготовке по альпинизму, а американцы - это дело особое и нас совсем не касается, надоели они ему, потому что приходится нянчиться с ними, как с детьми. Пытаюсь возражать ему, но Толя упоен собой и лишь выговорившись замолкает. Ни меня, ни Алмазова, ни Чака он явно не желает слушать.

          В 14 на склоне над лагерем появилась двойка: Стив и Карлос. Спустились очень усталые. Сказали, что ночевали на вершине, подстелив под собой палатку. Через два часа, когда они попили чаю и немного отдохнули, мы собрались в обратный путь. Очень тепло простились с Эльчибековым. Валерий подарил ему от нашего имени красиво выделанный рог для вина. Около пяти вечера вслед за Бычковым мы прошли по тропе, маркированной турами и заблудились на леднике среди сераков. Пошли дальше самостоятельно (нас двое и Толя с американцами) и нам пришлось ждать полчаса Бычкова на тропе, пока он преодолеет ледник. Американцы, недовольные лишним лазанием, неодобрительно поглядывали на своего гида. На тропе Стив начал отставать. У него очень тяжелое дыхание, но отдать рюкзак или разгрузить его, он упорно не желает. Идёт пошатываясь, задыхаясь и бормочет, что с ним всё в порядке. Уже в сумерках пересекли Бивачный у "ригеля" по направлению к лагерю "4000". Опять Толя заблудился и вылез не на ту перемычку между трещинами. Он упорно желает идти первым. В темноте это было неприятно, но навстречу нам спустился парень из экспедиции Эльчибекова, Стив, наконец-то отдал свой рюкзак и мы довольные выбрались на морену к лагерю. Гостеприимные ташкентцы (ребята, оставленные из-за болезни в базовом лагере) как всегда хорошо угостили нас и уложили спать.

          04.08.78. Удалось выйти только около 11-ти. Сначала долго раскачивались все, потом - американцы. Почти сразу после выхода на ледник получилось так, что группы разделились. Я, и за мной все остальные, пошли чуть выше, траверсируя длинный ледовый склон, а Бычков предпочел сразу уйти в нижнюю часть того же склона. Наши пути должны были бы соединиться метров через 200-300, но американцы решительно сели отдохнуть (неясно случайно или нет), как только Бычков скрылся из вида. Сначала все блаженно балдели под нежарким ещё солнцем. Потом начались разговоры. Прямо перед ними возвышался пик ОГПУ.

          «Миша, что такое ОГПУ? Советская тайная полиция?» - спросил, кажется, Стив. Я посмотрел на него и после недолгого размышления начал отвечать:

          «После революции большинство царских чиновников отказались работать, отказались подчиняться новой власти, начался саботаж. Многие должностные лица, военные, отпущенные под честное слово, что они не будут выступать против революции, начали готовить заговоры. В больших городах грабили уголовные банды. Поэтому была создана специальная комиссия по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и саботажем. Членами отрядов этой комиссии стали многие рабочие и солдаты. Лет через пять, кажется, эта комиссия была переименована в ГПУ, а в конце двадцатых годов названа ОГПУ - Объединенным Государственным Политическим Управлением. Эта организация не является тайной, а в задачи её, насколько я могу судить по литературе, входила борьба с иностранными разведками, с басмачами здесь в Средней Азии, с активными противниками советской власти».

          Закончив длинную тираду, я облегченно вздохнул. Но сразу же был задан следующий вопрос:

          «А сейчас ОГПУ существует?»

          «Нет».

          «Какая организация сейчас ближе всего к ОГПУ по своим целям?»

          «Наверное Комитет Государственной Безопасности».

          «Что он делает?»

          «На такой вопрос вам лучше бы ответил кто-нибудь из сотрудников комитета. Но недавно у нас в газетах печатались материалы об уличении одной американской туристки в шпионаже. Она оказалась сотрудницей ЦРУ. Приводился её диалог с американским дипломатом из посольства, в котором она регулярно употребляла выражения вроде "заткнись", "дерьмо". Так вот, раскрыли её люди из КГБ. Печатаются иногда сообщения об аресте советских граждан, уличённых в работе на иностранные разведки».

          Переводя название КГБ я не мог вспомнить, как будет по английски слово "безопасность". Но мне быстро помог Карлос: "security"он наизусть знал, как на его языке звучит КГБ.

          «Что на курсах Берлица уделяется особое внимание этой теме?» - спросил я Карлоса.

          «Да, на одном из уроков мы изучали разные предложения в сочетании с милицией, КГБ, агентурой».

          «И часто тебе приходилось использовать в Советском Союзе сведения из этого урока?»

          «Пожалуй, сегодня впервые». Чак вмешался в наш диалог с Карлосом следующим вопросом:

          «Правда ли, что начальники этого учреждения, как бы оно не называлось, менялись через год и расстреливались». Опять мне понадобилось несколько секунд, чтобы подобрать слова для ответа на английском:

          «Последним из расстрелянных был Берия. Это случилось четверть века назад. Суди сам правда это или неправда».

          «А до этого Берии?» На помощь мне пришел Алмазов, назвавший несколько начальников ВЧК-ОГПУ после Дзержинского. Мы сошлись на том, что кроме Берии был «В среднем эти печальные события случались реже, чем в США убивали президентов или министров». Чак утвердительно - вопросительно покачал головой и спросил:

          «А у нас в экспедиции есть кто-то выполняющий обязанности сотрудника КГБ?» Отвечаю:

          «У нас, Чак (весь советский состав - это альпинисты. У всех нас есть свои профессии и я тебя уверяю, никто из нас не служит в КГБ. А вот в вашей шестёрке, есть Рейли, который совсем не рвётся на восхождение. Мне, кажется, что на отъезд в Душанбе у него было оснований меньше, чем у Стива или Карлоса. И после возвращения сюда он, в отличие от Стива и Карлоса, не покинул базового лагеря, чтобы покорить вершину. Значит ли это, что Рейли Мосс выполняет обязанности сотрудника ЦРУ?»

          «Ничего не могу тебе сказать об этом. Я познакомился с ним незадолго до отъезда сюда».

          «А сам ты не связан с ЦРУ?»

          «Ну тут могу сказать вполне определенно, что нет». Стивс Карлосом рассмеялись и заявили, что и они не связаны.

          В таком духе мы разговаривали минут 40, Не хотелось прерывать острого, но в общем, беззлобного обмена сведениями из истории двух стран посередине первобытного хаоса льда и камня. Они были убеждены, что КГБ - это нехорошая организация, ограничивающая свободы советских граждан. Мы постарались поколебать эти их утверждения и попытались показать, что ЦРУ - очень нехорошая организация, устраивающая заговоры и убийства (Лумумба), отравляющая растения, животных и людей (на Кубе). Под увесистыми рюкзаками разговоры стихли и вновь возникли часа через полтора, на следующем привале. Хорошо это или плохо, что наркотики у нас запрещены, а у них марихуана распространяется практически без ограничений? Все согласились, что надо охранять здоровье народа и лучше наркотики запрещать. Какие американские кинофильмы смотрели мы и какие советские - они? Мы назвали почти десяток, они - ни одного. Хорошо ли, что в Штатах начали создавать явно антисоветские фильмы? (Карлос назвал один только: комедию "Русские идут"). Все согласились, что плохо. Какой футбол лучше европейский или американский? Как называются наши и их спортивные общества? (Им очень понравилось название "Спартак"). Кто финансирует спорт? Насколько силен военно-промышленный комплекс в США? Сильнее ли ВПК, чем президент? Каких только тем мы не коснулись во время нашего возвращения! И конечно, мы говорили о женщинах. Они считают, что русские женщины красивее их и это - не дань вежливости, а факт. Сейчас, когда основная цель экспедиции достигнута, они постараются уделить больше внимания советской прекрасной половине общества и хотят скорее добраться до Душанбе.

          «Но тогда, что же мы здесь сидим? Пора в путь». Пошли дальше. И тут начал выступать Валерий: я веду неправильно, давно надо бы поворачивать к базовому лагерю, я потерял ориентировку. Возразил ему, что вполне уверен в правильности пути и показал несколько ориентиров. Но, как оказалось, совсем не убедил Алмазова, потому что метров через 200-300 он исчез, ушел куда-то в сторону тихо и незаметно (он шёл замыкающим и никто из остальных не заметил его ухода).

          Дурной пример заразителен: перед самым выходом на морену у лагеря Карлосу захотелось идти по своему и мы вынуждены были ждать пока он вылезет из лабиринта трещин. Сидя на высокой морене мы могли наблюдать, как в базовом лагере доедают второе блюдо от обеда и одновременно наставлять на истинный путь Карлоса, которому потребовалось полчаса, чтобы вернуться и по нормальному пути выйти к нам.

          Алмазов появился час спустя после нашего прихода. Мы допивали компот. Валерий был грязен, мокр, от него слегка попахивало дерьмом, т.к. он вылезал с ледника, по его словам, в зоне наших туалетов, не разбирая куда наступает на морене. Когда он переоделся, поел и отдохнул я подошел к нему.

          «Зачем ты делаешь эти фокусы? Ты видел, как на тебя смотрел Бычков? Ведь твои уходы в одиночку будут обращены против нас на разборе. Макаускас и Байбара настроены против нас вместе с начальством».

          «А зачем ты вел неправильно по леднику?» Я ошеломлен:

          «Ты считаешь, что шёл правильно ты?»

          «Конечно». Дальше разговаривать не имело смысла. Валерий не шутил, был совершенно серьёзен. Мне ясно, что он валяет дурака, но спорить с ним и в чём-то убеждать нет ни малейшего желания. Проматерившись про себя я ушел к себе в палатку.

          Вечером - банкет по поводу успешного восхождения. Выпить и поговорить по душам, когда дело сделано, всегда приятно, но разговора не только "по душам", но практически никакого, ни у кого не получилось. Было скучно и грустно. Хотел пульнуть своей ракетой, но воспротивился Ефимов: красную ракету могут принять за сигнал тревоги, даже если направить её в склон. Соорудили костёр из остатков упаковки и долго молча смотрели в высокое пламя. Ни песен, ни гитары. Вспомнил прошлое и не в первый раз подумал, что никогда (nevermore - как у Эдгара По) не будет такой команды, такого ощутимого чувства любви и единства с друзьями, как в 70-72 годах, что пора кончать с серьёзным альпинизмом, что осталась привычка вместо былого вдохновения.

          05.08.78. Мы с Алмазовым назначены дежурными. Поднялись в 6:30. Валерий перемыл всю посуду, а я присоединился чуть позже готовить завтрак. Все ждут вертолёта и не торопясь таскают грузы на километр ниже к лагерю Чуновкина. Вчера было решено демонтировать кухню в последнюю очередь, после отлёта вертолёта вниз первым рейсом, а сегодня начальство неожиданно распорядилось переносить вниз весь лагерь. На мой взгляд - это преждевременно, т.к. шансов на вертолёт в ближайшие сутки нет никаких, а внизу вместо нашей травки - пыль и грязь. Тем не менее за три часа перенесли всё. В одном из рейсов по переноске грузов мы с Риком остановились у большого камня и начали лазить: он просто фантастический скалолаз, никого из наших ребят нельзя сравнивать с ним; цепляется кончиками пальцев за малейшие неровности камня и держится на трении на почти отвесной скале. Конечно, резина его скальных туфель лучше, чем на моих кедах.

          Рассказал ему о международном лагере "Кавказ": там можно лазить по хорошему граниту на красивые горы, а не таким развалюхам, как здесь. И стоимость путёвки сравнительно невелика. Если у него будет напарник, то в двойке они смогут покорить Ушбу и Чатын, подняться на красивейший Эльбрус. Рик загорелся идеей "Кавказа" и сказал, что никто из них не знал о такой возможности. Это - вина руководства Американского Альпийского Клуба, т.к. дирекция наших международных лагерей посылала в США соответствующие приглашения.

          Незадолго до обеденного времени Ефимов назначил разбор восхождений. Перед этим они очень долго сидели вместе с Байбарой и Макаускасом на месте старого лагеря.

          Разбор проходил, естественно, без участия американцев. Сначала говорили о восхождении группы Ефимова по контрфорсу Воронина. У них всё было гладко, хотя не обошлось без Ч.П. - срыва Душарина и потери им ледоруба на второй день подъёма. Все участники этой группы заочно упрекали Бэна в том, что он разгильдяй и много сыпал камней вниз, не разбираясь, есть под ним люди или нет. Но в общем, все было прекрасно. Потом начал рассказывать Бычков, номинальный руководитель группы из восьми человек. Он говорил долго и, к моему удивлению, больше половины времени у него заняли обвинения в наш с Алмазовым адрес. Фактически это был рассказ не о восхождении, а о нашем "недостойном" поведении на восхождении и в течение всей экспедиции: о нашем постоянном опаздывании с выходом на маршрут, об индивидуализме и желании питаться отдельно; о том что американцев мы отделили от всех остальных и не давали с ними общаться; о том, что мы ни разу не топтали снег впереди, не прокладывали тропу и т.д. и т.п.Много пунктов он перечислил: от абсолютно абсурдных (вроде отделения американцев) до имеющих под собой некоторую почву, но легко объяснимых.

          После его выступления слово предоставили Макаускасу. По очереди с Байбарой они начали вспоминать все наши "грехи" за экспедицию: как Алмазов отказался чистить курагу, когда все чистили; как я спал и брился вместо, того, чтобы дежурить с Ефимовым в паре; о том, что мы начали оспаривать решение руководства лететь мне вместе с заболевшим Стивом в Душанбе.

          Снова выступает Бычков: наше поведение во время ожидания Стива и Карлоса на площадке "4600" было отвратительно (даже он сходил за водой для обеда, а мы не делали ничего); спускались с "5600" мы не за руководителями, а по своему - это недопустимо; дух индивидуализма проявляется и в том, что Алмазов часто приходил в лагерь в одиночку, а не со всеми вместе.

          Когда нападающая на нас тройка выдохлась и начала повторяться, Ефимов предоставил слово остальным участникам нашей группы. Павличенко и Лаврухин говорить не захотели; начал отвечать я. Пришлось именно отвечать, а не говорить о восхождении по деловому. На часть упрёков ответить очень легко из-за их бессмысленности: нет никаких фактов, что мы пытались отделить американцев от наших участников наоборот, любые взаимные обращения немедленно переводились на соответствующий язык. К сожалению, иногда попытки американцев "обращаться" во время восхождения с четверкой Бычкова весьма нелюбезно прерывались не нами: к примеру, на ночевке "6900" им, как и нашей двойке, не дали воспользоваться лавинной лопатой. Столь же далёк от правды упрек в нашей лени на площадке "4600". Алмазов постоянно участвовал в кухонных делах, я подключался эпизодически. Участие Бычкова, действительно, свелось к тому, что он один раз сходил за водой, в отношении спуска с высоты "5600" нам не давалось указаний следовать за четвёркой Бычкова и мы предпочли спуститься более логичным путем, более безопасным (особенно, если учесть реальную возможность спустить камень на головы ушедшей ранее четвёрке, если бы мы начали спускаться за ней). Неясно почему четвёрка Бычкова решила спускаться с "5600" по пути подъёма, пути в несколько раз более продолжительному и опасному; пути, удобному для подъёма, но худшему для спуска. Что касается нашего желания питаться отдельно, так было принято решение руководителя готовить пищу по палаткам, на четверых, и это решение, хотя и принятое позже, чем следовало, совершенно правильное. Попытка готовить пищу на восьмерых, как и следовало ожидать, провалилась, из-за отсутствия у группы посуды соответствующего объёма, начиная с момента выхода из базового лагеря.

          Да, снег впереди мы не топтали, тропу не прокладывали, и я не вижу в этом нашей большой вины по двум причинам. Во первых, снежные условия во время восхождения можно считать идеальными. Снег был жёстким до высоты 6900 и практически не проваливался под ногами первого. Никакой тропы, в классическом понимании, не надо было прокладывать. Первому и последнему из нашей группы идти по снегу, как и по скалам, было одинаково легко. Темп движения нашей, отстающей, четверки определялся слабейшим - Риком. И это- вторая причина нашего постоянного отставания. Мы были вынуждены, в целях успеха восхождения, подбадривать или подхлестывать американцев. Я просто боялся, что в какой-то момент Рик скажет, что дальше не пойдет, и что руководитель, Бычков, предложит мне остаться с ним - вряд ли мы рискнули бы оставить человеке одного на высоте более 6000 м. В том, что остаться предложили бы мне, нет никаких сомнений. Ведь именно мне предложили лететь в Душанбе со Стивом, хотя не было никаких аргументов в пользу такого решения. Если бы не вмешательство Чака, настаивавшего на том, чтобы заболевших сопровождал Медведев, я в конце концов, подчинился бы решению руководства и полетел бы в Душанбе. Если говорить о восхождении в целом, то можно считать, что нам повезло: и с погодой, и с тем, что несмотря на плохое руководство, восхождение кончилось благополучно. Верхом нелогичности решений руководителя явилось предложение ночевать на высоте 6900 после возвращения с вершины, хотя. до тёплых ночевок на скалах оставался час ходу, руководитель ни разу не поинтересовался, как чувствуют себя американцы; иногда казалось, что он не хочет успешного подъёма американцев на вершину. Их никогда не приглашали в высотную палатку Бычкова хотя бы на глоток чая. Совершенно напрасно пытались удержать их от спуска вниз с высоты 6900 м, заставляя ночевать там.

          После меня стал говорить Сергей Ефимов, исполнявший роль председательствующего на разборе (как старший тренер экспедиции). Он проигнорировал всё, о чем говорил я, и выступил, мне кажется, по шаблону, заготовленному во время беседы с Макаускасом сегодня днём: нам с Алмазовым никто не давал указаний опекать американцев и создавать для них тепличных условий; мы виновны в индивидуализме. За всю нашу практику мы, ему кажется, не ходили первыми в высотных восхождениях, мы не выполняли решений руководства. За всё это тренерский совет экспедиции будет рекомендовать запретить нам в дальнейшем участие в высотных восхождениях, Байбара добавил, что он лично запретил бы участие нам обоим в мероприятиях спорткомитета по альпинизму.

          Более глупого и неаргументированного решения я не ожидал. И никак не думал, что такое решение будет предложено Ефимовым, грамотным и умелым альпинистом, оченьсильным спортсменом, думающим человеком. Хотя ясно, что решение не его, он лишь произносит заранее подготовленные слова, идущие вразрез с логикой.

          Алмазову говорить не дали, шумно смеялись над каждой его оговоркой и перебивали на каждом слове. Он вышел из себя и начал угрожать разоблачением каких-то финансовых махинаций Бычкова. Тот ответил: а мы напишем коллективное письмо на тебя и ты сам будешь виноват. Валерий замолчал.

          В нашу защиту пытался говорить Виталий Медведев: это естественно, что я был ближе к американцам - ведь я знаю язык. Он считает правильным свою поездку в Душанбе с заболевшими, хотя она лишила его возможности подняться на пик Коммунизма: на восхождении толку от него было бы меньше, чем от меня. Его поддержал наш врач Вадим Зайцев. Кроме того, Вадим сказал, что разбор восхождения похож скорее на судебный процесс, и это не кажется ему нормальным. Байбара прервал обоих, сказав, что настало время обеда, пора кончать прения и переходить к более приятным занятиям. Тем более, что решение уже занесено в протокол разбора.

          Все разошлись. Я долго не мог успокоиться и ушел подальше, где долго сидел на камне, размышляя о происшедшем. Таких историй со мной ещё не происходило упрекнуть себя, кажется не в чем. Подошли Татьяна и Валерий - поговорили бесцельно обо всем понемногу.

          Стив заметил мое расстройство и долго допытывался, чем я огорчен - удалось отшутиться. Вечером долго трепались с ним о Аляске, где он постоянно работает, о книгах Фэрми Моуэта, которые мы читали, о судьбах эскимосов и чукчей, о его геологии. Рик все ещё читает Айтматова и мечтает поставить фильм по повести "Прощай, Гюльсары". Павличенко, услышав, как я сказал кому-то, что у меня отвратительное настроение, начал утешать.

          06.08.78. Опять ждём вертолётов и бездельничаем. Пытались связаться с Душанбе через рацию Чуновкина, но безуспешно. Рация не работает, и радист, единственный коренной житель лагеря, (все остальные - на восхождении) не может её починить. За обедом Бэн, заметив моё мрачное настро­ение, спросил с подвохом, счастлив ли я сейчас?

          «А ты как?»

          «Да, я вполне доволен жизнью. Я сейчас творю!»

          «Что именно?»

          «Пишу детектив на 700 страниц о нашем восхождении на пик Орджоникидзе. Как мы преодолевали страшные опасности, пробивались сквозь ледовые карнизы и камнепады, шли по отвесным километровым стенам».

          «И не стесняешься ты врать».

          «А что? Подумаешь! Почему бы и не приврать?»

          Когда я сказал, что маршрут тянет не более, чем на третью - четвертую категорию трудности, он философски заметил: "Скромность глупа".

          07.08.78. Ждём вертолётов. Едим пустые щи и на второе - рисовую размазню с изюмом. Изобилие в еде кануло в прошлое. Взял у Карлоса почитать его книгу "Русские". Написана американским журналистом три года проработавшим в Советском Союзе. На обложке изображена Красная площадь с массой народа и множеством милиционеров с суровыми лицами в белой форме тридцатых годов. Одна из глав называется "Левая жизнь" и посвящена "левым" приработкам шофёров, сотрудников службы быта и т.п. Другая глава содержит описание роскошных дач и вообще всей роскошной жизни членов правительства и их семей. Вся книга наполнена смешанным чувством презрения, ненависти и удивления. Автор верно заметил многие негативные явления в нашем обществе и не нашел ничего позитивного.

          «Как тебе понравилась эта книга?» - спросил я у Карлоса.

          «Дрянная книга» - сердито ответил Карлос и плюнул в пыль перед своей палаткой – «Теперь я не верю ни единому слову из неё». Он взял книгу за корешок и отправил её вслед за плевком.

          «Эту книгу надо бы сжечь!» - подвел он итог своим эмоциям.

          «Это фашисты жгли книги, не уподобляйся им». Я взял книгу, стряхнул с неё пыль и вернул Карлосу, а тот ударом ноги отправил её в глубь своей палатки.

          08.08.78. Ждём вертолётов и едим кашу. С утра горы затянула мутноватая дымка, похожая на слабый туман, т.н. "афганец". Ветер принёс тончайшую пыль, затуманивающую окрестности. Обсуждаем версию: может быть внизу дымка сильнее и вертолёты не прилетают из-за неё? Для меня плохо не само отсутствие вертолётов, а отсутствие возможности сходить куда-нибудь на гору или подальше на ледник (т.к. если будет вертолёт, то надо будет срочно грузиться в него). Хожу по окрестностям на расстоянии не более часа ходьбы. Алмазов ковыряет "золотой корень", произрастающий здесь в изобилии. Остальные играют в карты, читают, загорают, флиртуют (с Татьяной и Милой Ким - вторым помощником повара).

          09.08.78. После завтрака развернулись дебаты: почему нет вертолёта. Он был заказан на 5-е августа. То, что "афганец" не виноват - это ясно т.к. высоко над нами пролетел вертолёт (наверное, МАЛа) не обративший никакого внимания на наши красные ракеты. Может быть отряд вертолётов в Душанбе связан какой-нибудь крупной аварией с одной из машин - в этом случае все вертолетчики занимаются только ликвидацией последствий аварии. Дебаты кончились решением послать радиограмму через метеостанцию на леднике Федченко сразу в три адреса: авиаотряд в Душанбе, спорткомитет Таджикской ССР и ЦК Компартии Таджикистана (первому секретарю Расулову). Содержание: в экспедиции кончились продукты, вынуждены вместе с американцами голодать, может произойти международный конфликт. Вина полностью лежит на авиаторах, не выполняющих свои обещания. До метеостанции предложили прогуляться мне с Павличенко.

          Вышли в 13:30. Несмотря на яркое солнце чувствуется прохлада, дует северный ветер. По тропе вдоль Бивачного мы за два часа добежали до чистого льда ледника Федченко. У меня в рюкзаке - спальник, пуховка, примус, молоток, запасные носки. У Левы в его американском рюкзаке 76-го года лежит молоток, немного продуктов и пуховка. Идти очень легко, мы засиделись в лагере, организм хочет движения, высота практически не ощущается. Встретили группу туристов из МГУ. Они угостили нас чаем и получили консультацию по верховьям Бивачного. Удивлены нашим пижонским видом: кроме шортов на нас ничего нет, лица ничем не закрыты и не обработаны - ожогов мы не боимся, на ногах - кеды, скачем, как горные козы, через двухметровые трещины, дна у которых не видно.

          Поверхность ледника Федченко ровная, как бы полированная солнцем и водой, контрастирует с ледяными джунглями Бивачного. Множество ручьёв течёт и вдоль и поперек пятикилометровой ширины этого колосса из ледников и впадает в многочисленные колодцы, маленькие, около полуметра и гигантские до четырех метров в диаметре. В большие колодцы низвергаются целые водопады, и при взгляде вниз невольно пробирает дрожь от одной мысли о возможности падения в колодец: дна не видно, лишь в верхней части сверкают лёд и вода, а ниже - мрачная тьма. По обе стороны ледника стоят пики, кажущиеся малютками по сравнению с грандиозной ледяной рекой. Через каждые пару километров в эту реку вливаются притоки, боковые ледники, по большей части образующиеся из висячих, но иногда это - долинные ледники классического типа. В местах впадения притоков ледник Федченко недовольно морщит моренными валами свой чистый лик, но стоит пройти чуть дальше - и снова перед нами гладкая поверхность. Моренные валы ровными продольными струями лежат ближе к середине ледника Федченко лишь подчеркивая его мощь и величавость. Мы идем вверх, по направлению к истокам ледника, но подъёма почти не ощущается, поверхность ледника практически горизонтальна. Навстречу постоянно дует ровный прохладный ветер. Вместе с солнцем ветер создавал почти комфортные условия, но как только солнце скрылось за горной цепью, резко похолодало пришлось надеть пуховки.         

          До станции мы дошли за 5 часов 45 минут. На улице встретили несколько весьма занятых людей: как выяснилось, несколько сезонных рабочих заканчивали строительство новой аккумуляторной станции, обшитой жестью.

          Сама станция - приземистое широкое строение с цилиндрической пологой крышей, маленькими окнами. Она исправно сообщает уже почти полвека сведения о зимних морозах, ветрах и бурях и о летней жаре, давлении атмосферы и влажности. В помещении кают-компании топилась углём буржуйка, стояла невыносимая жара, особенно резко проявлявшаяся при входе с морозца снаружи, через систему из двух тамбуров. Как объяснил начальник станции Шамиль, у них кончился газ и поэтому пищу готовили на печке, горящей круглый день. На столе - ведро с чаем, хозяева пили сами и угостили нас. На стенах - фотографии женщин, но обнаженных нет; по бокам - входы в каюты на двоих, койки размещена одна над другой. Ещё два помещения: библиотека (она же - зрительный зал) и радиорубка площадью около 10 кв.м. В кают-компании расположились пятеро, не считая нас; несколько человек спало в своих каютах.

          Мы рассказали о своих проблемах и проснувшийся радист попытался в 21:00 передать нашу радиограмму. Связи не получилось, эфир забит сообщениями, подтверждения приёма мы не получили. В 22 нас пригласили на ужин: на столе много всякой всячины, но поев первого - мясного супа и второго - гречневой каши с мясом, ничего больше не захотелось. Шамиль рассказал, что персонал станции по штату должен состоять из 9-ти человек: начальника, повара, врача и шесть сменных радистов универсалов, которые должны делать все. Снимать показания приборов, чинить бензиновые движки, показывать кино, налаживать радио и электро­аппаратуру. Сам Шамиль, работающий здесь 4-ый год - как раз такой универсал. Обычно работают шестеро. Вахта круглосуточная, передача данных - каждые три часа (0:00, 3:00, 6:00 и т.д.).

          Случайно на станции оказались 3 туриста, пожилые мужчины из Москвы, все профессора. Один из них Горбунов, сын спутника Абалакова по восхождению 33-го года, время от времени работает в Протвино на пузырьковой жидководородной камере"Людмила". Они приустали и почти неделю ждут вертолёта, доставляющего на станцию продовольствие и топливо, чтобы улететь с ним в Душанбе. На станции они порядочно надоели и нам предложили захватить их завтра с собой на Бивачный. Мы отказались, сославшись на отсутствие еды (хотя с собой в подарок мы захватили немного разных пакетов американских сублиматов).

          До 23-х смотрели какой-то фильм из имеющихся на станции 64-х штук (наборы меняют раз в три года), и в 24:00 снова безрезультатно пытались связаться с Душанбе. Потом легли с Лёвой спать на полу в радиорубке, а аборигены ещё долго шумели, решая свои финансовые дела, связанные со строительством новой аккумуляторной.

          10.08.78. В три ночи передать радиограмму опять не удалось, в 6:00 – тоже. Всю ночь дежурил Шамиль, и его шаркающая походка (одна нога у него слегка высохшая и плохо сгибается в колене) вместе с треском и писком радиоаппаратуры была самым характерным звуком возле наших ушей. Только в 8:00 на аварийной связи радиограмма была передана и уверенно принята в Душанбе. Мы глотнули горячего чая и в 8:15 ушли, искренне поблагодарив гостеприимного начальника.

          25 километров вниз по леднику Федченко мы преодолели за три часа полубегом, давая выход переполнявшей тело бодрости. Гулкое чистое утро было поразительно красиво. Вода, покрытая свежим льдом, начала шуметь только часам к 10-ти. И опять, как и вчера вечером, на почему-то часто задаваемый себе в последнее время вопрос «счастлив ли я здесь в горах?» - ответил – «Да». Несмотря на неприятный разбор, на дурную атмосферу общей отчуждённости, царившую в экспедиции, эта прогулка по сияющему леднику, знакомство с новым окружением, состояние расширяющей тело силы позволяют быть счастливым.

          Лев всю дорогу рассказывал о своей работе на радиозаводе в Подольске, я вежливо поддерживал беседу и смотрел, слушал, дышал воздухом красавца ледника.

          На стоянку пришли к 15-ти (часа два отдыхали у тихого ручья чуть выше впадения Бивачного в ледник Федченко, когда убедились, что вертолёта сегодня не будет).Вечером Ефимов немного поиграл на гитаре и попел.

          11.08.78. В 12:00 прилетел МИ-8. Бэн не мог сдержать радостных эмоций и заорал что-то по русски (кажется из англо-русского словаря нецензурных выражений. Несколько штук привез Рейли Мосс и дня три вся наша экспедиция изучала сей труд).

          «Это ваш вертолёт, Миша. Не зря вы ходили вчера» - добавил он по английски. По поведению пилотов можно было понять, что в управлении гражданской авиации г. Душанбе получили нагоняй из Ц.К. партии. В первую очередь улетели американцы (мы шутили - теперь то нас здесь оставят наверняка).

          За три рейса все люди и снаряжение вывезены в Алтын-Мазар. Там туристы из Томска уже успели обменяться с африканцами майками и поят и кормят всех желающих. Пока уходил один рейс в Джиргиталь мы успели обменяться адресами с томичами, поговорить о том как настаивать и употреблять "золотой корень", попробовать их настойку. Все ребята оказались из Томска - 7 нашлись общие знакомые по "Джайлыку". Они уже 10 дней сидят в Алтын-Мазаре и ждут вертолётной оказии, чтобы перебраться на ледник Федченко. Наземный путь оказался непроходим из-за мощных горных рек: Кызылсу, вырывающаяся из Алайской долины, сливается здесь с рекой из-под ледника Федченко, Общая ширина потока, несущегося с белыми бурунами, достигает ста метров. В 17:00 все были переброшены в Джиргиталь. Американцы уже улетели оттуда на АН-2. По дороге своздуха на миг открылся пик Коммунизма со стороны Фортамбека и пропал, закрытый ближними невысокими вершинами.

          Мы с Душариным вдвоем уехали на машине с вещами (Бычков назначил нас сопровождающими), а остальные - вертолётом. В три ночи прибыли на окраину Душанбе, домой к шофёру Махмаду. Заночевали у него у него на дувале, под тусклыми теперь звёздами, под белесым равнинным небом.

          12.08.78. Суббота. Подремали часа 4 и поднялись. У Махмада пятеро детей - от года и до шести. Угостил нас чаем, мёдом, хорошим жареным мясом, свежим хлебом, мы их - сардинами, какао, печеньем. Средний сынишка сразу же с удовольствием навалился на сардины и прикончил всю банку, на лице написано блаженство. Жена Махмада, с годовалым мальчонкой на руках приходила, подавала и уносила еду, улыбаясь мужу и заодно нам. В разговоре Иван соглашался, что многое в экспедиции было ненормальным, но он не вступал в споры с начальством, боясь испортить отношения. К 10-типодъехали к гостинице и разгрузились. В номере у Карлоса приняли горячий душ - неописуемо приятно после трехнедельного потения под рюкзаками. На всех мест в гостинице не хватает и мы с Алмазовым поселились на балконе женского двухместного номера (где живут наши поварихи Татьяна и Мила).

          На совещании в 16 обговорили планы на будущее: завтра выезжаем в альпинистский лагерь "Варзоб". Но никто из американцев не хочет никаких восхождений - поэтому альпинистского снаряжения практически не берем. Для Серёги Соболева, своего давнего партнера по восхождениям в "Джайлыке" сейчас работающего инструктором в "Варзобе", купил самую большую дыню из продающихся на рынке.

          13.08.78. Воскресенье. В 7:00 первым рейсом на "Волге" выехали в лагерь Ефимов, Душарин, Лаврухин и я. Через час мы в "Варзобе". Лагерь расположен в двухстах метрах от магистрального шоссе, народа - немного, большинство новичков и значкистов ушли в перевальный поход и Серёжа, как командир отряда, будет отсутствовать ещё трое суток.Жаль. А 12-ти подъехали трое американцев и Медведев: начали обсуждать вопрос, что будем делать. Ещё через три часа прибыли остальные американцы и Бычков. Карлос неожиданно захотел покорить какую-нибудь гору в паре с Лаврухиным, а Рик, ещё более неожиданно - полазить по хорошей скальной стенке со мной. Бэн захотел просто прогуляться вверх по ущелью; лентяй (или ЦРУшник), Рейли будет занят девочками в лагере, только Стив Хэкет не изменил свои планы: ещё в Душанбе он хотел пройти с Ефимовым скальный маршрут, и они предполагают подняться на вершину "Бивачная" по пути 4Б категории трудности.

          Пришлось бежать искать снаряжение. Каску дала девушка киевлянка, карабины и пояс - Костя Леонов, врач нашей экспедиции75-го года на пик Ленина.

          Вышли вверх в 18:00. Карлос опоздал и с трудом догнал нашу небольшую колонну. По его объяснению, он не мог вырваться из круга 12-ти девушек, жадно внимавших рассказам о его приключениях, и ему нравилось какое-то время побыть "звездой".

          За два с половиной часа, уже в сумерках, мы добрались до стандартного места ночёвки, начали скопом готовить ужин - чай и перловую кашу с бараниной. Потом долго - долго сидели, разговаривали. Вокруг лежат залитые лунным светом луга ущелья, стоят поблескивая высокие скалы, текут журчащие ручейки - полная идиллия. Американцам, да и нам, всё это по душе. Бен сказал, что просто хотел бы пожить здесь недельку и чуть позже, весьма логично заговорил о гомосексуализме - по его словам, в Штатах чуть ли не 15% мужчин предпочитают такой вид секса. Во Франции, куда он приехал полазить по Альпам, он как-то попал на один из островов нудистов, где раздеваться догола, как того требует устав, он отказался, и его чуть не изнасиловали. По его словам, ему пришлось буквально вырываться из рук рассерженных обитателей этой колонии и убегать изо всех сил. Мне кажется, что Бэн с тех пор слегка помешался на определенном пункте.

          Сергей Ефимов долго хохотал, когда я рассказал ему о сомнениях Бэна насчет Виктора Байбары и вскользь заметил, что ему теперь понятна неожиданно возникшая у Виктора неприязнь к нам с Алмазовым.

          Спали на воздухе, без палаток и спальников - тепло. Для меня все было прекрасно, если бы среди ночи не начал болеть живот. После этого я уже не мог спать; к утру стало совсем плохо. За завтраком глотнул немного чая, есть не могу.         

          14.08.78. В семь утра вышли впятером (Лаврухин, я, Бэн, Рик и Карлос) прогуляться под стену нехоженой южной части массива Бивачной. По дороге задержались у таджика, пасшего стадо овец. Пастуху настолько приглянулись наши верёвки, что он предлагал любого барана в обмен на сороковку, потом на половину (т.е. на 20 метров основной веревки). Вынув острый нож-тесак он пытался отрезать хотя бы кусок, вытаскивая свернутую в кольца верёвку из рюкзака Бэна. Отбиться от назойливого просителя стоило заметных усилий.

          Логичный маршрут на стене мы с Риком увидели издали: по трещине вертикально рассекающей стену. Подошли, связались сороковкой, навесили "железо" и полезли: я обут в кроссовки, одет в тренировочный костюм; на Рике - скальные туфли и брюки - гольф с рубашкой. Остальная тройка в пятидесяти метрах левее начала скальные занятия. Медведев и Душарин полезли по маршруту 4Б на Центральную Бивачную - это полукилометром левее нас, Хэкет и Ефимов должны выйти туда же двумя часами позже.

          Рик попросил разрешения первую верёвку (сорок метров подъёма) первым идти ему и азартно вцепился в скалы, иногда любовно пошлёпывая рукой по теплому граниту. Крючьев и молотка у нас с собой нет, только штук 20 разных закладок и столько же карабинов, легкие рюкзаки на спине почти не мешают. Первая верёвка - Рик "шёл её" полчаса - оказалась самой трудной из последующих шести. Вот он стал на самостраховку и кричит мне:

          «Off be bay» («Снимай страховку» - или командует - «Пошел»). Столь же азартно, как и он, я лезу вверх. Дохожу до места, где Рик топтался минут 10, и тоже останавливаюсь в затруднении: зацепки на гладкой скале очень мелкие, кроссовки скользят, не за что ни ухватиться, ни вставить закладку. После нескольких неудачных попыток преодолеть сложное место (тут выручил бы крюк, но его нет) я вынужден крикнуть вверх:

          «Tension!» (Натяни верёвку).

          Рик жёстко закрепляет верёвку и я быстро поднимаюсь к нему. Он, как бы в утешение мне, говорит, что преодолевал сложное место с риском срыва и я правильно поступил, использовав верёвку.

          Дальше мы лезли по очереди используя для страховки все наши закладки. Последняя верёвка перед выходом на простые предвершинные скалы досталась Рику. Он, неясно, специально или нет, выбрал наиболее трудный путь. Позднее он пояснил, что неверно начал подъём, а потом слезать уже не хотелось, и пришлось ему "покорячиться", чтобы вынуть восемь промежуточных закладок, мне пришлось повторять его путь и трижды на нависающих или отбрасывающих участках использовать верёвку - Рик шёл здесь используя искусственные точки опоры. Первое, что он сказал, когда я вылез к нему: «Извини меня, я неверно выбрал путь». Дальше лезли без верёвки, поодиночке, по несложным скалам. На вершине, пятиметровом по высоте, свободно лежащем камне, мы пробыли больше часа: фотографировали друг друга и пейзажи, разглядывали окружающие горы, просто лежали и смотрели в небо. Рик жевал какую-то еду и время от времени протяжно вздыхал от избытка эмоций. Я закусил таблеткой энтеросептола.

          Неожиданно в том же месте, где поднимались мы, появились Лаврухин, Бэн и Карлос. Глядя на наши упражнения на стене, они решили тоже покорить гору. Ещё минут сорок пробыли на вершине вместе с ними и начали спуск на противоположную сторону горы по легким скалам и по траве.

          Через час добрались до бивуака. За 10 минут до нас туда вернулись Душарин и Медведев. В 18:00 после радиосвязи с Стивом и Сергеем (они тоже идут вниз), мы вошли в лагерь, где встретили Рейли, окруженного девушками, съели дыню и в 23:00 выехали в Душанбе. В гостинице роскошествует Алмазов и две помощницы повара: они слегка выпили, украли на рынке и принесли в номер арбуз и дыню. Я с удовольствием присоединился к ним, и мы ели, пили и разговаривали пока в третьем часу не улеглись спать (мы с Валерием на балконе).

          15.08.78. Свободный день все посвятили личным делам. В середине дня в нашу комнату по какому-то вопросу зашёл Сергей Ефимов, и у меня с ним состоялся довольно долгий разговор о закончившейся экспедиции. Он сам начал и охотно поддержал обмен мнениями о плюсах и минусах организации. Ему казалось, что минусов нет, а я сходу указал ему несколько и посоветовал впредь, когда он будет руководить очередной экспедицией, постараться избежать их. Одним из организационных просчётов я считал отсутствие обсуждений планов на предстоящий день. Никто из рядовых членов экспедиции утром не знал, как правило, чем будет заполнен день в базовом лагере, многие решения принимались руководством неожиданно и необоснованно. Разумно, по-моему, было бы обсуждать за ужином планы на завтрашний день и персонально распределять дела. Если не за ужином, то хотя бы за завтраком. В маленьких по численности экспедициях обязательно выслушивать каждого участника. Если мнение руководителя расходится с мнением большинства, то надо постараться убедить логикой, а не приказывать. Приказ должен стать последней формой руководства, если другие методы оказались непригодными. В нашей экспедиции можно было бы использовать приказ, чтобы предупредить заболевание американцев при установке базового лагеря: они явно не были готовы к большим нагрузкам и застудились, взмокнув на переноске тяжелых грузов, а потом остынув.

          Ещё одно довольно распространенное заблуждение начальников разного ранга: будто искусственно создаваемые трудности помогут сплотить участников разношёрстной команды. Типичный пример такой политики был и в нашей экспедиции. Вы, руководители, настаивали на общей кухне для восьми человек на восхождении, мотивируя свою настойчивость тем, что единый процесс приготовления и приёма пищи сплотит группу. На, самом же деле, ненужные затруднения скорее развалят нестойкий коллектив, чем объединят его, несмотря на объединяющую силу общей цели. На тренировках такой приём ещё годится, но никак не на восхождении. В разобиженных группах можно прийти к какому-то единению ценой улучшения комфорта, разумной тактикой, умелыми руководством.

          Сергей не смог найти возражений, но и не согласился прямо с тем, что я говорил. Я вспомнил про недавний разбор восхождения на пик Коммунизма, где нас с Алмазовым необоснованно обвинили чуть ли не в трусости, и ещё раз коротко повторил свой ответ: Мы не опекали американцев, а всеми силами старались обеспечить успех экспедиции; наш руководитель Толя Бычков явно не продумал тактику восхождения, не учитывал состояние (ни физического, ни морального) американцев.

          «Но мы же записали в протокол разбора, что Бычков не справился с руководством» - перебил меня Ефимов.

          «Я не думаю, что надо записать именно так - ведь восхождение то, в конце концов, было сделано; все кончилось благополучно. А вот те рекомендации, которые вы записали в наш с Алмазовым адрес и, в частности, запретить нам участие в высотных восхождениях - это просто глупость».

          Сергей пытался как-то оправдываться, напомнил мне, что Алмазов часто откалывался на леднике от остальных в группе.

          «Такой уж у него характер» - пояснил я - «Но с высотой это не связано».

          «Но ведь такие фокусы он может выкинуть и наверху, во время восхождения» - настаивал Ефимов. Я промолчал. В душе я согласился с Сергеем, вспомнив наш подъём на пик Орджоникидзе, когда Валерий выбирал самые нелогичные пути подъема на жандармы гребня, и другие восхождения прежних лет.

          Ефимов ушел, а я пошел к Бэну. Американцы начали торговать своим барахлом, и мы договорились, что я покупаю у Бэна и обмениваю его рюкзак на мой, в придачу с крючьями и титановыми карабинами. В его комнате Рейли торговался с парнишкой таджиком; предмет спора, потертые джинсы, переходил из рук в руки. Увидев меня, Рейли смутился и невнятно пробормотав что-то отдал парнишке джинсы. Тот вытащил из кармана деньги и вручил их со словами «Двести рублей» бывшему хозяину. Оба они вышли из комнаты.

          «Рейли – бизнесмен» - произнес Бэн.

          «А ты как?»

          «И я тоже в меру возможностей. Ты знаешь, я решил не меняться рюкзаками, мой рюкзак мне еще пригодится - ведь я из Москвы поеду по Транссибирской магистрали мимо Байкала».

          «А как насчёт ледоруба?»

          «Как договорились - за 40 руб.». Я вручил ему деньги и спросил:

          «Почему ты не хочешь продавать ничего из снаряжения кроме ледоруба?» Бэн ответил:

          «У вас нечего покупать на рубли. Раньше привозили изделия из драгоценных металлов, а теперь они так подорожали, что покупать их невыгодно».

          «А Рейли, как ты думаешь, на что потратит свои спекулянтские капиталы?»

          «Он говорил, что будет приобретать янтарь».

          16.08.78. Иван Душарин утром принёс мою альпинистскую книжку. Я с интересом начал листать её: вписаны все восхождения этого года, на пик Орджоникидзе записано руководство, нет никаких порочащих меня надписей.

          «А как же с предполагавшимся запретом на высотные восхождения? Почему не записаны?»

          «Ефимов решил, что на разборе они переборщили. Все остальные согласились с ним». Часа через два Алмазов сходил за своей книжкой и вернувшись зло швырнул её на тумбочку: ему запрет всё-таки был вписан.

          Днем - экскурсия в Нурек, на строительство ГЭС. Впечатляет водосброс обводного тоннеля: из толщи горы по бетонированному тоннелю вырывается горизонтальный столб воды диаметром метров 5-10 и пролетев метров 200 рассыпается в пыль над водной гладью нижнего водохранилища. Мельчайшая водяная пыль смягчает жару в посёлке на расстоянии десятка километров. Наращивая двухсотметровую плотину медленно, как кургузые жуки, ползут 25-тонные Белазы; по верхнему канту гигантской запруды разравнивают скальный грунт мощные бульдозеры. Медленно, но непреклонно увеличивается рост этой самой большой в мире насыпной плотины. Стройка величественна.

          Вечером в малом зале гостиничного ресторана - банкет по поводу успешного завершения экспедиции. С организацией таких мероприятий Бычков справляется великолепно. Как позже заявил Бен, один такой вечер полностью искупает неделю сидения на "кашной" диете. Богатейший стол и по выпивке и по закуске: шампанское, водка, вина, колбасы, севрюга, икра, зелень, нежнейшее мясо, овощи. Потом плов, сделанный по лучшим азиатским рецептам. Кофе, фрукты, мороженое. Не зря мы скидывались по десятке. Перед застольем выступил представитель спорткомитета Таджикистана и вручил значки и грамоты покорителям пика Коммунизма. Потом начали есть, пить, говорить. Выступали Чак, Бычков и я, Байбара, Карлос - наверное половина присутствующих. Рейли ходил кругами и фотографировал своим "поляроидом" на цветную пленку жанровые сценки, вручая сразу же фотографии, обстановка очень непринужденная. Позируем, обнимаясь, с Бэном и Риком. С Карлосом говорим о любви: он утверждает, что настоящей, как в романах, любви не может существовать; я привожу примеры, доказывая обратное. Американцы хохочут от наших анекдотов. Между прочим я рассказал о троих, у кого есть только одна крошка на занюхивание, и тому кто нечаянно втянул эту крошку заявили: «Ты здесь, чтобы пить, а не обжираться». Продемонстрировали, как надо пить, не закусывая, а Лева Павличенко показал питьё вкладывая бокал в рот. Никто из шестёрки американцев не смог повторить показанное.

          На танцах блистала Татьяна; она перетанцевала со всеми американцами, со многими нашими альпинистами. Подражая ей, Чак сбросил свои туфли и шокируя публику в общем зале, танцевал босиком. Пример (не только дурной) заразителен: не прошло и четверть часа, как несколько молодых девушек тоже сняли обувь, за ними и ребята.

          «Таня, ты, кажется, введешь новую моду здесь» - пошутил я.

          В час ночи всех попросили очистить помещение. Разговоры продолжили у нас в комнате. Тут выяснилось, что Рик Сильвестр читал статью Криса Джонса в журнале «Mariah» о визите американских альпинистов к нам в 1976 г., где Джонс кое в чём критиковал нас (иногда не объективно). Американцы сразу согласились со мной, что страховка через спину разгружает руки и никак не уменьшает нагрузку на крючья, что такая страховка нецелесообразна во многих случаях. Я напомнил о политической некорректности отдельных образов и объяснил почему - тоже, в общем, согласились, что Джонс не прав. Спать легли в три часа, после того как прикончили все запасы вина.

          На банкете Валерий поставил огромный сундук: он подобрал его, выкинутый американцами на помойку, и наполнил арбузами и дынями.

          «Ты торговать, что ли, собираешься в Москве?» - спросил я его.

          «Не твоё дело».

          «Дело-то не моё. Но мне кажется, лучше бы не подбирать мусор, выброшенный иностранцами. Компрометируешь себя и нас».

          «Переживете».       

          17.08.78. День отлёта. Прощание с городом. Пока покупал на рынке фрукты, ребята в аэропорту успели сдать почти весь груз, и увидев меня, Виктор Байбара почему то радостно бросился навстречу:

          «Давай скорей свой рюкзак и сумку, иначе опоздаешь и сам будешь платить за перегруз». Удивленный, я позволил ему снять с меня рюкзак, отдал и сумку. Все это он оттащил на весы. Похоже, что кончил злиться на меня. Хорошо.

          Пока сидели в отделении интуриста, успел написать по просьбе Лаврухина текст о восхождении на Южную Бивачную. Слава хочет классифицировать новый маршрут, пройденный нами. Потом - взлёт. Прощай на год, или больше, Азия, «азиатские жёлтые реки, азиатские старые люди, и кусочек моей Европы у пропеллера в сером блюде». Прощайте «азиатские пыльные тропы, азиатские синие горы».

          В Москву прилетели в 8 вечера, но более трёх часов (неловко перед американцами) ждали пока начнут выдавать багаж. Всех встретил Вадим Зайцев, улетевший три дня назад и Толя Бычков, отбывший ночью накануне (после банкета). Печальное известие сообщил он: в районе Узункола на Кавказе при восхождении на пик Трапеция ударом молнии позавчера убит Олег Коровкин. Год назад в международном лагере "Памир-77" я много общался с ним. Олег кончил такой престижный институт, как МФТИ, три года работал инженером, а потом перешел в отдел альпинизма Спорткомитета. Только что выполнил норму мастера спорта. В разговорах он жадно интересовался всем, что имело отношение к альпинизму, запоминал и использовал мои рекомендации по восхождениям, был фанатиком (в хорошем смысле слова) альпинизма. Как жаль хорошего парня. Кажется судьба специально выбирает для преждевременной смерти людей, которым надо жить и жить. Серьезно обожжен Кавуненко.

          Только около часу ночи выехали на присланном за нами автобусе из аэропорта. По дороге в коротком разговоре Чак подтвердил то, что уже говорил раньше: Американский Альпинистский Клуб пришлет приглашение шестёрке наших альпинистов посетить США в следующем году. Четверых - на выбор нашей федерации альпинизма; двоих - Байбару и меня, пригласят персонально.

          Кончились записи в очередной книжке. Наверное, как и после описания восхождений 1976 года, полезно привести здесь же американские впечатления. Через полгода после нашего восхождении в федерацию альпинизма СССР был прислан ежегодник «Американский альпийский журнал, 1979», где среди прочих имелась статья Рика Сильвестра, в которой правдиво описывалась экспедиция. До этого краткие информационные сообщения появлялись в других альпинистских изданиях и в газетах. Только в одном месте, мне кажется, Рик приврал - там, где он пишет, что развернул на вершине лозунг. Все мы были на виду друг у друга, и никакого лозунга, в нашем понимании этого предмета, никто у него не видел. Остается предположить, что он развернул свой лозунг под пуховкой или в кармане. Итак, его статья.

          Из России, с удачей. Рик Сильвестр.

          Это была лучшая из поездок и худшая из поездок. Горы были покорены, мы увидели чудесные пейзажи, получили уникальный опыт, познакомились с новыми людьми. Но это только одна сторона, потому что были раздражения, препятствия и непонимания и опасение за жизнь и конечности.

          В течение последних пяти лет, одним из наиболее необычных проявлений разрядки была серия альпинистских обменов между СССР и США. Три раза американские альпинисты были приглашены Советской Федерацией Альпинизма совершать восхождения в СССР, и дважды до сих пор Американский Альпийский Клуб отдавал ответную дань вежливости. Результаты были плодотворными, по меньшей мере в двух отношениях: с точки зрения улучшения международного взаимопонимания и сотрудничества, и на уровне личных отношений, когда отдельные восходителиполучили возможность улучшать своё искусство и получать удовольствие в новых экзотических условиях с партнёрами, которых они никогда не узнали бы, не будь такого обмена.

          Я был переполнен радостью, когда был избран членом команды, но мой энтузиазм умерили определенные реальности. Я был совсем не обрадован, узнав, что Памир, горы предварительно выбранные для восхождений, обладают не слишком хорошей репутацией из-за ломкого характера скал и плохих снежных условий, не говоря уже о том факте, что он расположен в зоне сейсмической опасности. Британцы потеряли двух своих лучших альпинистов во время экспедиции 1962 г. в этом самом районе. В течение советско-американского обмена 1974 года один американец стал жертвой лавины, а несколько других альпинистов, включая всю команду из восьми женщин на пике Ленина, погибли.

          В умах многих американцев Советский Союз находится в положении Злодея Номер Один, заклятого врага, представляющего крайнюю опасность. Идея посещения такого места с целью альпинистских восхождений, весьма рискованного занятия, казалась чертовски смелой. По мере приближения отъезда моё беспокойство увеличивалось.

          Несмотря на последний страх - опоздать на самолёт - все мы прилетели в Москву, даже Бэн Рид.

          «Рик, у тебя моя виза?» Из моей группы я жил ближе всего к Сан-Франциско, где имелось советское консульство. Следовательно, на мне лежала забота обеспечить визы.

          «О чём ты говоришь? Ты говорил мне, что сам о себе позаботишься».

          Бэн был исключением. Он планировал две или три недели перед поездкой в СССР полазить в районе Шамони во Франции. И кроме того, он намеревался остаться в СССР после окончания обмена, чтобы проехать по Транссибирской магистрали от озера Байкал на восток.

          «Я получил визу только на мою поездку по России после окончания обмена».

          Так началась история с Бэном, в которой он сделал попытку того, что возможно не пытались сделать другие современные путешественники: въехать в Советский Союз без визы. Сотрудники, принимавшие нас, больше были ошеломлены, нежели удивлены. Это было первое из по-видимому, бесконечного числа крушений планов, с которыми столкнулся Виталий Медведев, наш переводчик и сопровождающий. Официальные лица в аэропорту увидели в этой ситуации ещё меньше юмора. Бэн был препровожден в "специальный отель". Он присоединился к нам через несколько дней.

          Кроме Бэна Рида и меня команда состояла из Чака Крогера, руководителя, Стива Хэкетта, Карлоса Буклера и Рейли Мосса. Это составляло сильную команду. Стивен был хорошо известен своими первопрохождениями на Аляске, Чак - подъёмами по маршруту "Сердце" на Эль-Капитане, помимо прочих восхождений. Карлос - очень сильный молодой альпинист и победитель многочисленных вертикальных замерзших водопадов. Помимо своих альпинистских способностей, Рейли был нашим русским лингвистом, хотя и Карлос прошел недельный интенсивный курс Берлица. Послужной список Бэна включал не только скалы и горы, но и деревья, очистка которых была, по его рассказам, куда более грозным делом. И, наконец, я известен моими вариациями классического альпинизма и другими нелепостями. Да, это была прекрасная команда, и я предвкушал лазание с каждым из её членов. К сожалению я и до сих пор предвкушаю.

          Эта группа, минус Бэн, конечно, имела только один короткий день, чтобы поглотить Москву. На нас произвели большое впечатление Красная площадь, собор Василия Блаженного, Кремль, гигантский универсальный магазин ГУМ и прекрасное русское мороженое (не обязательно в том порядке, в каком я перечисляю). Затем был 2500-мильный полёт на юг в Душанбе, "новый" город с населением 400.000, основанный в 1930 году. Душанбе лежит в самой юной советской республике, Таджикистане. Стал более понятным внушающий уважение размер этой гигантской земли, имеющей такую ширину, какую длину имеют Соединенные Штаты и простирающейся на одиннадцать временных поясов.

          Маленький пропеллерный биплан, внешне напоминающий самолёты первой мировой войны, доставил нас, включая Бэна, в Джиргиталь, сельскохозяйственное село, расположенное на высоте 6000 футов. Отсюда гигантский вертолёт Аэрофлота перенёс нас на Памир, высочайший район СССР. Местом приземления была ледниковая морена, откуда мы на своих горбах перенесли грузы к месту разбивки базового лагеря, расположенного на высоте чуть ниже 13000 футов в километре от точки приземления.

          Базовый лагерь раскинул свои палатки на траве и гравии рядом с маленьким мелким озерком. Совсем нет деревьев. Был установлен общий стол (в первую очередь), произведен беглый осмотр Вадимом Зайцевым, доктором, а затем мы приступили к узнаванию друг друга. За несколькими исключениями мы, американцы, вынуждены были знакомиться не только с Советами, но и друг с другом. В соответствии с тем, что может быть названо истинно капиталистической индивидуалистской манерой, мы пренебрегли совместными тренировками перед обменом и впервые встретились все вместе только в Москве.

          Как раз в процессе знакомства нашу группу осадили болезни. Самый сильный удар получили Карлос Буклер, Рейли Мосс и Стив Хэкетт. Возможный диагноз - пневмония, мне было плохо, но в меньшей степени; моему состоянию не помог и часовой бег днём позже нашего появления в базовом лагере. Причина заболевания так и не была полностью установлена. Известно, что слишком быстрый набор высоты, особенно без усилий (т.е.транспортировка самолётом и вертолётом), может сыграть плохую роль в организме. Но почему американцы уступили болезни? Почему нет заболеваний среди Советов? Они летели также. Может быть наше состояние было усугублено другими факторами - путешествием, изменением временного пояса, незнакомой, хотя и обильной диетой. По этому, последнему пункту, только у двоих из нас, Бэна и Чака, всё было в порядке. Интересно, что Бэн провёл три предшествующие недели во Франции, а Чак - заметную долю последних трех лет в Мексике, где строил ферму для креветок. Если чьи-то желудки могли выдержать новые порции микробов, так это их.

          Карлос, Рейли и Стив - были отправлены по воздуху в больницу в Душанбе, и все остальные имели удовольствие видеть их только последние две недели обмена. Их лето в СССР существенно отличалось от нашего; воспоминания их должны состоять из таких приятных вещей, как ежедневные инъекции антибиотиков, частые рентгеновские просвечивания, прогревания. Советские врачи действовали серьезно.

          На следующий день Чак, Бэн и я с двумя советскими альпинистами, Сер­геем Ефимовым и Славой Лаврухиным, подошли в нашей первой цели - пику Революционеров, близлежащей 19500-футовой горе, восхождение на которую должно было помочь нашей акклиматизации. Мы пятеро захотели попробовать пройти новый маршрут; основной советский контингент будет подниматься по обычному пути. До сих пор, и даже чуть позже мы, американцы, имели смутное представление о конкретной схеме обмена 1978 г. Советское приглашение выделяло восхождение на пик Коммунизма, 7482 м (24548 футов), высочайшую точку Советского Союза. Это интересовало нас, несмотря на наши опасения относительно Памира, но вдобавок мы надеялись и требовали совершать восхождения в других частях страны. Ситуация прояснилась позднее. Если для нас пик Коммунизма, будучи главной целью, предполагал быстрое восхождение в альпийском стиле, то для советского образа мышления это означало долгое пребывание на Памире, во всяком случае, львиную долю нашего шестинедельного визита в СССР. Должны быть сделаны акклиматизационные восхождения - вполне оправдываемое объяснение. Нас интересовал пик Коммунизма. Он обладал притягательной силой высочайшей вершины. Но мы никогда не переставали сожалеть о том, что не посетили другие, неизведанные нами хребты гор.

          Были и другие огорчения. Едва ли не у подножия нашей первой горы Бэна ударило. Падающий камень задел его вскользь по голове около виска. Его ухо наполнилось кровью от внутреннего кровотечения. Зловещий знак. Все, что мы слышали о Памире, оправдывалось. После короткой остановки и перемены планов Бэн продолжил восхождение. Общим решением было то, что Сергей и Слава продолжат подъём по новому маршруту. (Мы, трое американцев, предполагали уже другой"новый маршрут" отличный от -их). В конце мы выбрали обычный маршрут. Наш путь казался непривлекательным даже без камнепадов.

          В месте ночёвки на высоте около 17000 футов к нам присоединились другие советские альпинисты. Было гнетуще жарко, ни малейшего дуновения. Моё ослабленное состояние ухудшилось, в течение малоприятной ночи начался жар. Расстройство желудка к тому же - стул был более жидкий, чем моча. На следующее утро доктор и я вернулись в базовый лагерь. Днем позже вернулись победоносные Бэн и Чак, вместе с большинством советских альпинистов, оба слегка мрачноватые и возбуждённые из-за камнепадов и общего состояния горы, ещё днем позже вернулись Слава и Сергей, принимая дань уважения за свою победу.

          Теперь обмен набрал силу и стал более приятным. Мы начали узнавать наших хозяев и соратников по восхождениям и понимать различия между нами. Бен находил удовольствие в политических дискуссиях с Вадимом; независимо от того, как далеко заходил Бэн, допуская недостатки нашей системы, он никогда не мог получить от доброго доктора не единого отрицательного примера о жизни в СССР; он не указал даже на постыдно длинные очереди. В общем, да, доктор признавал проблемы, но никаких конкретных примеров.

          После пары дней отдыха и пира мы отправились на новый " акклиматизационный маршрут", Арженикицун (пик Орджоникидзе - М.О.). Я был всё ещё слаб и полон предчувствий. Снова шли три гринго, на этот раз сопровождаемые Мишей Овчинниковым и Валерой Алмазовым. Миша - джентльмен и прекрасный альпинист. Все восхождения в Советском Союзе я совершил с ним, и я не мог мечтать в лучшем партнёре. Валера также показал себя очень приятным товарищем.

          Восхождение вылилось в трехдневный подъём по не пройденному до нас некрутому ребру. Вершина на 200 футов выше, чем наша гора Мак-Кинли. Скалы - ужасающе плохие; некрутые, но потенциально смертельно опасные. В истинно индивидуалистической манере, Бэн и Чак никогда не связывались, но я присоединился пару раз к верёвке Миши и Валеры на наиболее крутых участках, опасаясь, что зацепки сломаются и тяжелый рюкзак не позволит удержаться. Эта разница в технике на самом деле не была принципиальным отличием советского стиля, от американского, а скорее говорила о личном предпочтении.

          Один бивуак был на скалистом гребне, другой - на снегу. Слабость и головная боль беспокоила меня весь подъём, и я был почти бесполезен в бивуачных заботах: расчистке площадок, натягивании палаток, приготовления пищи. Остальные напряженно работали. Вершина появилась после непродолжительной остановки, в течение которой мы ожидали, когда рассеется густой туман. Снова основной контингент альпинистов из нашего лагеря достиг вершины по обычному пути, поднявшись на неё как раз перед нами, хотя и вышли они днём позже.

          Вернувшись в лагерь, мы отдыхали, набирая потерянный вес. Ещё больше дискуссий, политических и прочих. Ещё больше возможностей узнать ближе людей с противоположной стороны глобуса. В один прекрасный день состоялся странный спектакль: «Памирская олимпиада» или «Памирский секстатлон» за неимением официального наименования. Неофициальные соревнования состояли из таких отличающихся видов, как бег спиной вперед вдоль прочерченного в пыли круга, чертя палкой второй круг рядом; задержка дыхания, для чего лицо надо было погрузить в таз с водой (значительный подвиг на этой высоте); ещё в одном виде надо было стать на пустой газовый баллон и бросить назад через голову большой камень (дисквалификация в том случае, если не удастся удержать равновесие и нога коснётся земли раньше, чем камень); прыжок назад с места. Американская команда, между прочим, оказалась второй. Конечно, мы выступали не в полную силу.

          Затем настало время выхода к главной цели, пику Коммунизма. Называвшаяся прежде пиком Сталина, также, как Душанбе был раньше известен как Сталинабад, эта гора никогда не выходила у нас из головы. После моего страха, даже отвращения к скалам на предыдущем восхождении, я решил было не лазить больше на Памире. Но вот пришло время выходить!

          На первой ночёвке нашего двухдневного пути подходов мы узнали по радио, что наконец вернулась другая половина нашего контингента. Было ясно, что после их пребывания в больнице и без акклиматизационных восхождений, они не могут идти вместе с нами. Попытка их подъёма на пик Коммунизма была бы не только неразумной и абсурдной, но и подвергла риску наше собственное восхождение. Карлос и Рейли спокойно восприняли реальности, но Стив начал борьбу. Я симпатизировал ему. Легко ставить интересы группы на первое место перед интересами личности, если сам являешься членом группы.

          Восхождение заняло четыре дня. Скорее альпийская тактика, чем осада. Ни караванов, ни смены грузов, ни организации промежуточных лагерей по мере подъёма. Мы всё несли с собой, хотя это означало весьма тяжёлые рюкзаки. Пища состояла из наших американских сублимированных продуктов и их русских консервов, сыра, ветчины и даже икры. Наши были легче, а их вкуснее. Чак и я присоединились к большей части советских альпинистов для подъёма по маршруту первовосходителей, впервые пройденному в 1932 г. Бэн был в команде с Сергеем Ефимовым (который в прошлом году совершил восхождения на Аляске в составе советской команды обмена), Виктором Байбарой и Иваном Душариным. Они собирались подняться по слегка более прямому гребню, контрфорсу Варуниа (Воронина - М.О.). Первые 3000 футов им надо было пройти как можно быстрее, карабкаясь по скалам, в основном, четвертой категории, чтобы выйти из зоны лавинной опасности. Маршруты соединялись на высоте около 22000 футов.

          Мы были первыми американцами, покоряющими пик Коммунизма с этой стороны. Раньше на вершине были только два других американца. Прошлым летом я был на вершине Мак-Кинли и сейчас находил приятной симметрию ситуации: две высочайшие вершины двух величайших держав за два последовательные сезона.

          На первых двух скальных ступенях опасно близко проносились большие камни. На второй было несколько довольно трудных участков. В самых крутых местах висели обтрёпанные перильные веревки, оставшиеся со времен первого восхождения Абалакова на пик. Нужно было быть осторожным. Однако Чак в дневнике описывает это как «наш самый лучший день за всё лето - крутые скалы и снег, короткие участки льда». Лагерь расположился на впечатляюще узком гребешке. Головная боль мучила меня и на этом и следующем бивуаках. От последней ночевки, пройдя путь длиной в несколько километров, мы поднялись на вершину.

          На вершине я развернул свой маленький импровизированный лозунг: «Освободите советских евреев диссидентов» - гласил он. Я не мог оставить безответным вызов, содержащийся в советском приглашении группе капиталистических американцев совершить восхождение на пик, названный «Коммунизм». В конце концов мы никогда не приглашали их подняться на нашу высочайшую вершину, которая, как каждый знает, называется «Пик Капитализма».

          Спуск: больше страха и неприязни, чем на подъёме; большая нагрузка на колени и голову. Очередное, и последнее пересечение лабиринта ледника Бивачный. Эти ледниковые траверсы снова и снова напоминают о подписи под фотографией в книге Сесслера "Красный пик": «Самая загрязнённая земля, какую только можно вообразить». Наша группа, только что побывавшая на вершине, теперь напоминает зомби в последнем смертельном броске.

          Каждый ухитрился вымучить хотя бы одно памирское восхождение. Карлос и Стив совершили исторический подъём на Арженикицун: без радио. Из-за болезни, но больше из-за главного удара, потери своего сундука, содержащего всё его альпинистское снаряжение, ботинки и т.д. в Москве, Рейли ловко избежал альпинизма в такой предательской местности. Теперь, вместе с советскими альпинистами из соседнего лагеря, он поднялся на пик Космонавтов в беговых туфлях.

          В виду того, что сейчас оставалось только десять дней, разгорелась напряжённая дискуссия, как лучше потратить оставшееся время. Так мало времени, такая огромная земля, так много увидеть и сделать. Дебаты стали академическими после того, как следующие шесть дней оказались потерянными в ожидании не появляющегося вертолёта.

          После того, как вертолёт спас нас (не столько от ледника, сколько от "каши", единственного вида пищи, оставшегося у нас), времени осталось как раз столько, сколько надо, чтобы чуть попробовать другие места, нежели Памир.

          Посещение альпинистского учебного лагеря. И около этого лагеря мы, американцы, вместе с нашими хозяевами совершили три первопрохождения по прекрасному граниту в изумительной долине альпийского типа. День в Самарканде, городе, которому уже 2500 лет, и который был однажды покорен Чингиз-Ханом; городе с исламской культурой, мечетями, открытыми рынками с пирамидами дынь и арбузов. Затем был раунд банкетов, заполненных вином, сладким грузинским шампанским и, конечно, водкой.

          Дома, у озера Тахо, пришло время классифицировать наши впечатления и воспоминания этого необыкновенного лета. Икра на высоте 21000 футов. Ледниковые лабиринты. Страх и отвращение. Древнее альпинистское снаряжение наших хозяев. Рюкзаки, лишенные наших усовершенствований, не имеющие ни одного из преимуществ, к которым мы, нежные американцы, так привыкли. Трикони, которым я действительно завидовал на ледниках. Ледники были настолько покрыты обломками камней, что кошки были неудобны, в то время как трикони - идеальны. И только ужасный скрежет от проскальзывания триконей по плитам напоминал мне, что их время прошло.

          Но лучшее из всех воспоминаний - это воспоминание о наших советских спутниках; их силе и доброжелательности; их теплоте, гостеприимстве и товариществе - безусловно это братство было самым главным в обмене; о чтении их и наших книг с Виталием и Мишей; об открытии того факта, что Таня наша "кухарка", была физиком ядерщиком; о лазании по камням, с Сергеем, о том, как он напевал «Тень вашей улыбки»; о шутливой борьбе с Виктором; о совместной тесной жизни и встречах лицом к лицу опасностей вместе с людьми, которые раньше рисовались, как негодяи, заклятые, нечеловеческие враги. Это было, наверное, самым ценным.

          Редкая возможность разбить вдребезги все клише, всю пропаганду, все предвзятые представления, образованные прежним, далеким от истины опытом. Без таких вещей, как обмен, наше знание этой обширной и разнообразной земли и её людей формируется, главным образом, журналистикой с негативным уклоном. Теперь, когда я думаю об СССР, в моем мозгу возникают конкретные образы, далекие от прежних общих стереотипов. Положительные образы. Местность. Стремительные потоки. Ледники. Скалы и пики. Города. Москва. Душанбе. Самарканд. Обходительность. Ломаем хлеб. Прихлёбываем чай. Тосты перед приёмом внутрь более крепкой жидкости. Теснота общей палатки. И лица: Дайнюс, Слава, Лев, Миша, Виктор, Сергей, Виталий, Анатолий, Ваня, Валера, Вадим, Людмила, Таня. И, конечно, Чак, Стив, Карлос, Рейли и Бэн. Вещи, места, и люди гораздо более сложны и удивительныи не годятся для подвешивания ярлыков - чем любые грубые слепки с политической идеологии.

          Краткое содержание.

          Район: Памир, СССР. Восхождения:

          Пик Революционеров; 19480 футов, обычный маршрут (Бен Рид, Чак Крогер и пять советских альпинистов); новый маршрут (Сергей Ефимов, Слава Лаврухин).

          Пик Арженикицун; 20500 футов, новый гребень (Бэн Рид, Чак Крогер, Миша Овчинников, Валера Алмазов). Обычный маршрут (все другие советские альпинисты из нашего лагеря); обыч­ный маршрут (Стив Хэкетт, Карлос Бухлер).

          Пик Коммунизма; 24548 футов, гребень первовосходителей (Чак Крогер, Рик Сильвестр, Анатолий Бычков, Валера Алмазов, Слава Лаврухин, Дайнюс Макаускас, Миша Овчинников, Лев Павличенко); контрфорс Варуниа (Бэн Рид, Сергей Ефимов, Виктор Байбара, Иван Душарин).

          Участники: Анатолий Бычков, Сергей Ефимов, Виталий Медведев, Вадим Зайцев, Валера Алмазов, Виктор Байбара, Иван Душарин, Слава Лаврухин, Дайнюс Макаускас, Миша Овчинников, Лев Павличенко, Таня Алмазова, (управляющий базового лагеря) – советские.

          Чак Крогер, Рик Сильвестр, Рейли Мосс, Стив Хэкетт, Карлос Бухлер, Бэн Рид - американские.

          Американский альпийский журнал 1979 г., стр.62-69.

          Заканчивая описание экспедиции 78 года хочу несколько слов сказать о дальнейшей альпинистской судьбе некоторых наших ребят.

          Толя Бычков по линии спорткомитета управляет альпинизмом и скалолазанием в СССР и по отзывам неплохо управляет, в несложных восхождениях участвует сам.

          Слава Лаврухин и Сергей Ефимов были кандидатами в гималайскую сборную команду. Слава не выдержал конкурса, а Сергей прекрасно прошёл все подготовительные испытания, вылетел в Гималаи и поднялся на Эверест.

          Дайнюс Макаускас и Виктор Байбара в разные годы покорили пик Победы и продолжают активно заниматься альпинизмом.

          С Лёвой Павличенко и Иваном Душариным мы больше не встречались.

          Валерий Алмазов забросил горы, предпочитая в отпуск ездить на заработки, «шабашить».

          Я сам два следующих года работал в альпинистском лагере, приезжал в «Джайлык» с семьей; с огромным удовольствием обучал молодых ребят искусству горовосхождений, разгадывая личность каждого и слегка (что можно успеть за двадцать дней) формируя характер в нужном направлении. Но всё-таки на любом из выпускников маленького отряда разрядников ускоренной подготовки оставались отпечатки моего влияния. Кто-то из них настраивался на альпинизм надолго, а кому-то заниматься альпинизмом противопоказано (из-за трусости или неисправимого разгильдяйства). После пятилетнего перерыва в инструкторской работе, после экспедиционных нагрузок в лагере казалось удивительно легко. И учебные и спортивные восхождения на близлежащие вершины были похожими на прогулки. Последнее серьёзное восхождение в составе сборной команды лагеря я совершил в 1973 году, когда участвовал в первенстве СССР, инструкторы лагеря поднялись на Южную Ушбу по восточной стенке. Именно об этом восхождении мне хочется рассказать, переписав очередную записную книжку, озаглавленную